Один из самых древних жанров русского фольклора. Фольклор как вид искусства. Особенности фольклора на ряду с другими видами искусства. Коллективное и индивидуальное, устойчивость и изменяемость, вариативность, синкретизм в фольклоре

Сочинения

Чтобы правильно судить о предмете, необходимо составить о нем общее понятие, а это обязывает дать ему определение. Что значит дать определение? Назвать признаки предмета? Но у каждого явления множество признаков. Можно было бы назвать главные, но это означало бы дать характеристику, а не определение. Чтобы дать определение, надо выделить признак рода и вида. Родовой признак - признак, общий всему роду явлении, к которому принадлежит определяемое, а видовой - признак, отличающий определяемый предмет от других, принадлежащих к этому роду. Какие у фольклора признаки рода и вида? С какими явлениями он совпадает в родовом признаке и чем отличается от них? Ответить на эти вопросы можно лишь рассмотрев предмет фольклора.

Сделаем исходным общепринятое представление о фольклоре. Известно, что русским народом создано бесчисленное количество пословиц, поговорок, загадок, былин, баллад, анекдотов, волшебных, бытовых, пересмешных сказок, сказок о животных. Известно также, что повсюду пели песни. Свои песни были у пахарей-крестьян, холопов-дворян, ремесленников-горожан, охотников, солдат - словом, у простых людей всех состояний. Еще в начале нашего века ходили по селам и городам кукольники и развлекали зрителей комедией с Петрушкой. И в наши дни создаются песни, ходят из уст в уста шутки в форме кратких афоризмов. Общее у всех названных и неназванных видов творчества то, что это по преимуществу - искусство слова. Виды устной прозы, поэзии и драмы, когда-либо существовавшие и существующие в народе, и составляют в совокупности то, что в обиходе именуется фольклором.

Если бы мы удовлетворялись перечислением разных видов фольклорных произведений, то никогда бы не приблизились к их пониманию. Мы просто передали бы самое общее представление о фольклоре, но наука не может удовлетвориться этим. Она нуждается в составлении точного понятия о нем.

Глава I

Из истории терминов

Начнем с названий фольклора, но не для того, чтобы на них основывать определение: из названий можно лишь узнать, какие признаки считаются важными или вообще свойственными фольклору.

В науке для обозначения народного творчества существует несколько названий. В середине XIX в. было общепринято название «народная поэзия». Наряду с признанием художественности фольклора, это название указывало на принадлежность фольклора народу и свидетельствовало о том, что народ создал фольклор. В фольклорных произведениях видели непосредственное выражение взгляда народа на мир, изучали по ним народные понятия и представления. Самим названием хотели отличить массовое народное творчество от творчества отдельных авторов. Другие названия фольклора, принятые
в науке того времени, дополняли и уточняли термин «народная поэзия»: ее называли «безличной», «естественной» и «безыс-кусственной». Названием «безличная» подчеркивали отсутствие у фольклорных произведений индивидуального авторства, а названиями «естественная» и «безыскусственная» указывали, что фольклор творится без теоретического взгляда на художественное творчество, непроизвольно, что певцам и рассказчикам неведомы ни профессионализм, ни навыки артистизма. Современная наука считает безусловно верным указание на массовую народную творческую природу фольклора, а в другие суждения вносит поправки и дополнения.

В конце XIX - начале XX в. в науке получили широкое распространение названия: «устная словесность», «народная словесность». «Словесностью» и до той поры именовали искусство слова, причем чаще всего профессиональную деятельность прозаиков и поэтов, но в прежнее название был вложен особый смысл. Получил распространение взгляд, согласно которому фольклор как искусство слова первоначально создали профессионалы-художники и лишь спустя какое-то время их творчество стало известным народу - народ будто бы только усвоил готовое, но сам никогда ничего не создавал. Определение «устная» означало, что в неписьменной, некнижной
форме народ, в массе своей неграмотный, только и мог хранить усвоенную изчужа «словесность». Ее называли «народной» в том смысле, что народ только перенял «словесность», что она «бытовала» в народе. Мысль о том, что фольклор - исконное создание народа, исключалась.

Советская наука не приняла ни названия «народная словесность», ни названия «устная словесность», ни связанных с ними представлений. Фольклор называют «устным творчеством народа», «народно-поэтическим творчеством», «устно-поэтическим творчеством народа». Эти термины преемственно связаны с названием «народная поэзия», как это было принято в науке XIX в. Вместе с тем каждое из названий фольклора выделяет признаки, которые считают в особенности важными.

Названием «устное творчество народа» подчеркивают устный характер фольклора и тем самым отличают его от письменной литературы. Одновременно фольклор как искусство слова отделяют от других видов: музыки, хореографии, искусства вышивки, искусства игрушки и прочих.

Название «народно-поэтическое творчество» указывает на художественность как признак, по которому отличают фольклорные произведения от верований, обычаев н обрядов. Такое обозначение одновременно ставит фольклор в один ряд с другими видами народного художественного творчества и художественной литературой.

Что же касается названия «устно-поэтическое творчество народа», то в нем сочетаются признаки, содержащиеся в предыдущих, оно является более полным, чем каждое из них, порознь взятое.

Наряду со всеми перечисленными названиями устного поэтического творчества народа советская наука пользуется международным термином «фольклор» (англ. folklore – букв. folk – народ, lore – знание, мудрость, т. е. «народное знание», «народная мудрость»). Этот термин появился в середине XIX в., его предложил английский ученый У. Дж. Томе (W.J. Тhoms) для обозначения
материалов по старинной поэзии, обрядов и верований, но в немецкой научной и художественной литературе уже существовали аналогичные термины: das Volkstum, die Volkskunde, die Volksforschung и др. Термин diе Volkskunde, соответствующий английскому folklore, введен в науку И. Ф. Кнафлем (J. F. Кnаffl еще в 1813 году 1 . Вся эта ранняя терминология, обозначающая совокупность произведений устного творчества и близких к ним обычаев и обрядов, верований, выделяет в фольклоре признак его принадлежности к народной архаической культуре.

Западноевропейская наука XIX в. ввела в обиход и другие термины. Во Франции появилось название «traditions populaires», аналогичные ему в Италии – «tradizioni popolari», в Испании - «tradiciones populares». Этими названиями отмечено многовековое устойчивое существование фольклора в народе. Фольклор связали с проявлением массовых особенностей народной психики и соответственно были введены названия «demopsychologie»
(фр.) и «demopsychologia» (итал.). Растворяли фольклор и общем «народоведении» - «Volksforschung» (нем.), «demologie» (фр.), «scienza demica» (итал.), «demosofia» (исп.) и др. Каждый из терминов в свою очередь связывали с особым пониманием фольклора.

Выяснение зависимости терминологии от понимания сущности фольклора могло бы составить предмет отдельного исследования 1 . Обратим лишь внимание на то, что многие из принятых в западноевропейской науке обозначений не делают различия между фольклором и наукой о нем - к примеру, «demologie» (фр.), «demosofia» (исп.). Во второй половине XIX в. в Англии имела место полемика о том, как понимать содержание, задачи и методы науки о фольклоре. Было сказано, в частности, что и терминологически необходимо отличить фольклор от науки о нем. Такое же разделение между фольклором и наукой о нем предложил принять в нашей отечественной науке Ю. М. Соколов 2 . Наука о фольклоре получила название фольклористики.

Итак, перед нами прошло несколько названий фольклора: каждое из них указало на несколько или какой-то один из признаков его - признак непосредственного выражения народности, устность, традиционность, художественность, связь с народным бытом и другие признаки. Это означает, что фольклор весьма сложное явление и его определение должно вобрать в себя несколько признаков.

Глава II

Фольклор - искусство слова

Приступая к уяснению понятия «фольклор», прежде всего надо принять во внимание признак, с которым считаются почти все, т. е. что фольклор - искусство, художественное творчество. По этой причине своеобразие фольклора обычно выясняют через сравнение его с художественной литературой. Несомненно, что фольклорные произведения выполняют в быту и ряд практических неэстетических функций: колыбельными песнями убаюкивают детей, посредством заговоров желают вернуть больному здоровье, внушить к себе приязнь и проч.; ритм особых песен помогал соединить физические усилия тянущих невод, толкающих груз и т. д. Но в фольклоре
не меньше, чем в литературе, развито художественное начало, осознаваемое народом (в былинах, сказках, лирических песнях, загадках и других произведениях) или неосознаваемое (в причитаниях, в обрядовых песнях, заговорах и др.), что, однако, не может помешать нам признать сам факт художественного творчества и в этих
случаях.

Сравнивая фольклор с литературой, надо, конечно, принять во внимание, что искусство слова в фольклоре и связано с другими видами художественного творчества (исполнительским искусством актера, мастерством рассказывания, искусством пения, музыкой и проч.), но при сопоставлении этот момент не принимается во внимание.
Искусство слова, сближая между собой фольклор и литературу, равно отличает их от других искусств. Правомерность такого рассмотрения обосновывается самим фактом, что слово в фольклоре выполняет изобразительно-выразительную функцию, а информационно-коммуникативные функции, как и соединение искусства слова с другими искусствами, - не более чем сопутствующее
обстоятельство. Хотя оно и важно, но не мешает рассматривать в фольклоре искусство слова само по себе. Аналогичное изучение не встречает возражений, когда дело касается литературного произведения. Оно также бывает соединено с другими искусствами (пьеса и драматическая игра, стихотворение и его художественное
чтение, песня и ее исполнение и проч.).

Все сказанное вполне объясняет, почему своеобразие
фольклора ищут через сопоставление его с художественной литературой. Он всего ближе ей. Задача состоит в том, чтобы понять, что их отличает друг от друга.

При сравнении фольклора с литературой обнаружили себя две тенденции, в равной степени ошибочные: отождествление фольклора и литературы и абсолютизация их различия. В 20-50-е годы широко была распространена первая тенденция. В наше время проявилась другая тенденция - ошибка противоположного рода, которая делает реальной опасность растворения народного искусства среди явлений быта и ликвидации фольклористики как искусствоведческой дисциплины.

Чтобы не впасть в ошибку отождествления фольклора с литературой, следует рассмотреть ближе воззрение, согласно которому фольклор ничем не отличается от литературы, что его творят такие же творческие индивидуальности, как авторы - поэты и прозаики в литературе.

В свое время известный фольклорист Ю. М. Соколов писал о значении индивидуального творческого начала в фольклоре: «Давно поставленная в русской фольклористике проблема творческой индивидуальности в настоящее время считается как будто разрешенной в положительном смысле, и старое романтическое представление
о «коллективном» начале в области устного творчества почти отброшено или во всяком случае в очень сильной степени ограничено. И это есть солидное достижение русской науки» 1 . В итоговой работе Ю. М. Соколова «Русский фольклор» тоже говорится: «Систематические наблюдения над жизнью и творчеством сказителей былин, сказочников, составительниц причетов, свадебных дружек и других так называемых носителей фольклора показали, какую огромную роль играют в устной поэзии личное художественное мастерство, выучка, талант; память и другие моменты индивидуальной психики» 2 . Ученый видел в каждом исполнителе устно-поэтических произведений в значительной степени и творца - их автора. Среди фольклорных «авторов» Ю. М. Соколов усматривал «не меньшее разнообразие индивидуальных обликов, чем в письменной художественной литературе» 3 .

Другой известный фольклорист, М. К. Азадовский, также признал правильными все теоретические положения об индивидуальной творческой природе фольклорных произведений. Он высказывался против «неверных представлений» о существовании «так называемого» народного творчества и рассматривал отдельных творцов в фольклоре как полноправных и вполне оригинальных авторов 4 .

Другие ученые 30 – 40-х годов поддержали эти выводы. Так, А. И. Никифоров писал: «Идея коллективного массового творчества, выдвинутая в 60-х годах прошлого столетия, в настоящее время заменена идеей индивидуального творчества» 1 .

Принципиальная теоретическая ошибка в этих суждениях о творческой природе фольклора в том, что процесс создания произведений в фольклоре отождествлен с литературным. Публиковались «авторские» книги сказочников с биографиями, с анализом творческого пути, проникновением в «индивидуальные» творческие «лаборатории». Устность стала единственным критерием фольклорности.

В науке о фольклоре предложено и другое понимание его творческой специфики. Это понимание ведет свое начало от фольклористики 40-60-х годов XIX в., от «романтических», как их называл Ю. М. Соколов и другие его современники, теорий в науке. К числу приверженцев «романтической» теории могут быть отнесены: Ф. И. Буслаев, В. Г. Белинский, Н. Г. Чернышевский, О. Ф. Миллер, А. А. Потебня и многие другие ученые. Все они в суждениях о фольклоре исходили из того, что он не может быть приравнен к литературе и по содержанию, и по характеру творческих процессов, и по поэтике.
В рецензии на сборник Кирши Данилова и другие фольклорные сборники В. Г. Белинский писал: «…автором русской народной поэзии является сам русский народ, а не отдельные лица». И. Г. Чернышевский говорил о народных песнях, как о «созданных всем народом», словно их творило «одно нравственное лицо». Этим Чернышевский отличал фольклорные произведения от произведений, «писанных отдельными лицами» 2 . Ф. И. Буслаев, в свою очередь, замечал, говоря о создании мифов, сказаний, эпических песен, что «исключительно никто не был
творцом ни мифа, ни сказания, ни песни. Поэтическое воодушевление принадлежало всем и каждому, как пословица, как юридическое изречение. Поэтом был целый народ; творил он поэтические предания в продолжение веков. Отдельные же лица были не поэты, а только
певцы и рассказчики; они умели только вернее и ловчее рассказывать или петь, что известно было всякому… Изобретение басни, лиц и событий - не принадлежало поэту… Рассказчик или певец довольствовался немногими прибавлениями только в подробностях, при описании лица или события, уже давно всем известных; он был
свободен только в выборе того, что казалось ему важнейшим в народном сказании, что особенно могло тронуть сердце. Но и при свободе рассказа поэт был не волен в выборе слов и выражений… Как бы по закону природной необходимости наивная фантазия постоянно
обращается к тем же образам, выражениям и целым речам» 1 . Об «отсутствии личного творчества» в фольклоре писал другой ученый-современник Ф. И. Буслаева - О. Ф. Миллер 2 . Эту же мысль облек в форму легко запоминающегося афоризма академик А. Н. Веселовский: «Народные эпопеи анонимны, как средневековые соборы» 3 . Суждение справедливо не только по отношению к эпопеям.

Замечательный русский филолог А. А. Потебня, определяя существо «народного» – фольклорного – творчества, заметил, что оно «возникает из памятных источников (т. е. при передаче из уст в уста, насколько хватит памяти), но непременно прошедших сквозь значи-тельный слой народного понимания». Это прохождение, несомненно, предполагает изменение произведения в соответствии с понятиями и представлениями творящей среды. Мысль о «народном понимании» 4 А. А. Потебня уточнил таким высказыванием: «Для народного произведения, возникающего вслед за другим таким же, предполагаю полную, действующую помимо сознания, необходимость оставаться в известной, заранее определенной колее мысли» 1 . Иначе сказать, в фольклоре налицо традиционное творчество: каждый новый рассказчик, певец творит, оставаясь в границах общепринятой традиции.

О природе устного народного творчества не раз говорил М. Горький. Он видел в нем «коллективное творчество всего народа, а не личное мышление одного человека» 2 . Каждый выдающийся певец, сказитель в фольклоре для М. Горького был прежде всего носителем
той мудрости, которую накопил народный опыт, а творчество отдельного мастера неотделимо от предшествующей традиции.

М. Горькому современные фольклористы обязаны тем, что наука сохранила и развила ценнейшую часть теоретического наследства дореволюционной фольклористики. В статье «Специфика фольклора» В. Я. Пропп писал: «Мы стоим на точке зрения, что народное творчество не есть фикция, а существует именно как таковое, и что изучение его и есть основная задача фольклористики как науки. В этом отношении мы солидаризируемся с нашими старыми учеными, как Ф. Буслаев или О. Миллер. То, что старая наука ощущала инстинктивно, выражала еще наивно, неумело и не столько научно, сколько эмоционально, то сейчас должно быть очищено от романтических ошибок и поднято на надлежащую высоту современной науки с ее продуманными методами и точными приемами» 3 . Другой ученый нашего времени, П. Г. Богатырев, утверждал: «В понимании фольклора как индивидуального творчества тенденция к устранению границ между историей литературы и историей фольклора достигла своей высшей точки. …Этот тезис должен быть подвергнут основательному пересмотру. Должен ли этот пересмотр означать реабилитацию романтической концепции, которую так резко критиковали представители упомянутой точки зрения? Несомненно. В данной романтическими теоретиками характеристике различия между устным поэтическим творчеством и литературой содержался ряд верных мыслей, романтики были правы постольку, поскольку они подчеркивали коллективный характер устно-поэтического творчества и сопоставляли его с языком. Наряду с этим правильным текстом в романтической концепции имелся ряд утверждении, которые не выдерживают современной научной критики» 1 .

Как уже отмечено, в современной науке обнаруживается и тенденция толковать фольклор как явление быта и отсюда вывести все его свойства. Так, один из этнографических сборников открывается статьей, в которой говорится: «….мы не думаем подвергать сомнению специфику фольклора как явления искусства. Однако и это должно не поколебать, а утвердить нас в том мнении, что основная особенность фольклористики - быть и оставаться одновременно наукой - и филологической, и этнографической, поскольку каждое фольклорное явление есть одновременно и неизбежно и факт народного быта, и факт
словесного искусства. Иными словами говоря, каждое фольклорное явление есть бытовое и эстетическое явление» 2 . Прежде всего, сомнительно утверждение, что фольклор всегда и «одновременно» явление быта и искусства. Сказка, былина, лирическая песня, хотя и бытуют, но относятся к искусству слова, художественному творчеству, и только к нему. Это можно сказать и о многих других фольклорных произведениях. Но причитания, календарные и свадебные песни, как и некоторые другие виды творчества в фольклоре, действительно могут не носить сознательного художественного характера и даже не быть искусством вообще. Фольклористика изучает эстетические, идейно-художественные свойства и особенности народного творчества в том случае, когда дело касается явлений, включенных в быт, и, конечно, во всех случаях, когда имеет дело с искусством слова как таковым. Этнография занята другим: ее предмет - этнические процессы, этнические общности. Предметная область этнографии как науки в современном ее понимании - этнос (народ), и все, что изучает этнограф, воспринимается им «сквозь призму выполнения» этнических функций 1 . Это касается и фольклорных произведений. Известный советский ученый-этнограф Ю. В. Бромлей подчеркнул различие фольклористического и этнографического анализа: «Общим основанием для определения взаимоотношений этнографического с искусствоведческими дисциплинами при изучении различных видов народного художественного творчества, на наш взгляд, должно служить выполнение каждым из них и эстетических, и этнических функций» 2 . Фольклористика является филологической и искусство-ведческой дисциплиной и тем отличается ее анализ того искусства, которое включено в быт, от этнографического подхода, у которого свои цели и задачи. Ю. В. Бромлей, в частности, отметил, что даже раскрытие бытового назначения каждого жанра в фольклоре «не дает еще ответа на вопрос: насколько он характерен для культуры того или иного народа» и не заключает в себе этнографической специфики: «Следовательно, выяснение не только филолого-эстетических, но
и культурно-бытовых функций устного народного творчества не решает собственно этнографических задач» 1 . Таким образом, фольклористика остается наукой искусствоведческого и филологического цикла. Ее предмет - искусство слова, художественное творчество во всей его
исторически сложившейся специфике. В чем же состоит эта специфика и в каких формах осуществляется в ней художественный процесс?

Литература

«Русский народ создал огромную изустную литературу: мудрые пословицы и хитрые загадки, весёлые и печальные обрядовые песни, торжественные былины, - говорившиеся нараспев, под звон струн, - о славных подвигах богатырей, защитников земли народа – героические, волшебные, бытовые и пересмешные сказки.

Напрасно думать, что эта литература была лишь плодом народного досуга. Она была достоинством и умом народа. Она становила и укрепляла его нравственный облик, была его исторической памятью, праздничными одеждами его души и наполняла глубоким содержанием всю его размеренную жизнь, текущую по обычаям и обрядам, связанным с его трудом, природой и почитанием отцов и дедов».

Слова А. Н. Толстого очень ярко и точно отражают суть фольклора. Фольклор – это народное творчество, очень нужное и важное для изучения народной психологии в наши дни. Фольклор включает в себя произведения, передающие основные важнейшие представления народа о главных жизненных ценностях: труде, семье, любви, общественном долге, родине. На этих произведениях воспитываемся мы и сейчас. Знание фольклора может дать человеку знание о русском народе, и в конечном итоге о самом себе

Слово фольклор в буквальном переводе с английского означает народная мудрость. Фольклор - это создаваемая народом и бытующая в народных массах поэзия, в которой он отражает свою трудовую деятельность, общественный и бытовой уклад, знание жизни, природы, культы и верования. В фольклоре воплощены воззрения, идеалы и стремления народа, его поэтическая фантазия, богатейший мир мыслей, чувств, переживаний, протест против эксплуатации и гнета, мечты о справедливости и счастье. Это устное, художественное словесное творчество, которое возникло в процессе формирования человеческой речи.

Русский героический эпос (былины) – замечательное наследие прошлого, свидетельство древней культуры и искусства народа. Он сохранился в живом устном бытовании, возможно, в первоначальном виде сюжетного содержания и главных принципов формы. Свое название былина получила от близкого по смыслу слова «быль». Это означает, что былина рассказывает о том, что некогда происходило на самом деле, хотя и не все в былине правда. Былины записаны от сказителей (часто неграмотных), воспринявших их по традиции от прежних поколений.

Былина – старая песня, и не все в ней бывает понятно, рассказывается она неторопливым, торжественным тоном. Многие русские былины говорят о героических подвигах народных богатырей. Например, былины о Вольге Буслаевиче, победителе царя Салтана Бекетовича; о герое Сухмане, победившем врагов – кочевников; о Добрыне Никитиче. Русские богатыри никогда не лгут. Готовые умереть, но не сойти с родной земли, они почитают службу отечеству своим первым и святым долгом, хотя их нередко и обижают не доверяющие им князья. Рассказанные детям былины учат их уважать труд человека и любить свою родину. В них объединился гений народа.

В течение всей жизни фольклор помогает человеку жить, работать, отдыхать, помогает принимать решения, а также бороться с врагами, как показывалось выше на примерах.

По своей специфике фольклор является самой демократичной формой искусства, и при любых обстоятельствах – мир ли на земле или война, счастье или горе, фольклор остается устойчивым, а также активным.

ФОЛЬКЛОР РУССКОГО НАРОДА

В детском фольклоре необходимо различать произведения взрослых для детей, произведения взрослых, ставшие со временем детскими, и детское творчество в собственном смысле этого слова.
Детский фольклор русского народа необычайно богат и разнообразен. Он представлен героическим эпосом, сказками, многочисленными произведениями малых жанров.

МАЛЫЕ ЖАНРЫ

Колыбельные песни Колыбельные песни в народе зовут байками. Это название произошло от глагола ваять, баить - “говорить”. Старинное значение этого слова - “шептать, заговаривать”. Такое название колыбельные песни получили не случайно: самые древние из них имеют прямое отношение к заговорной поэзии. “Дремушка-дрема, отойди ты от меня!” - говорили крестьяне, борясь со сном. Нянька или мать, напротив, звали дрему к малышу:

Сон да дрема,
Приди к Ване в голова,
Сон да дрема,
Накатись на глаза.

Со временем колыбельные песни утратили обрядный и заговорно-заклинательный характер. Примером могут служить сюжеты тех песен, которые издавна избрали своим “героем” кота. Древняя основа их возникла в связи с поверьями о том, что мирное мурлыканье кота в доме приносит сон и покой ребенку. Существовал обычай класть в колыбель спящего кота, чтобы малыш лучше спал. Но сами песни, судя по деталям и подробностям, - продукт позднего времени. Кота зовут ночевать:

Ваня будет спать,
Котик Ваню качать.

Коту обещают награду за работу: “кувшин молока, кусок пирога”, “белый платочек на шею”, “редьки хвост” и “склянку вина”; сулят “лапки вызолотить, хвостик высеребрить”. Нередко в колыбельных песнях рисуется будущее младенца:

Спи, посыпай,
Боронить поспевай.
Мы те шапочку купим,
Зипун сошьем;
Зипун сошьем,
Боронить пошлем

В песнях, назначение которых убаюкать ребят, ритмика и звуковое “оформление” соответствуют покачиванию и скрипу зыбки:

А качи, мчи, мчи,
Прилетели к нам грачи,
сели грачи на ворота:
Ворота-то скрыл, скрыл!
А Колинька спит, спит.

Помимо песен с установившимся текстом встречаются и импровизации, но развивающие старые традиционные формы:

О, о, о, о, о, о, о, о!
О, о! баиньки, -

поет женщина и продолжает:

О! баю, баю, баю!
Баю милую.

О, о, о, о, о, о, о!
О, о! баиньки
Баю (имя ребенка).

После каждого трехстишия нянька прибавляет какое-нибудь слово, смотря по обстоятельствам: “баю дитятку”, “баю милую”, “баю славную”, “баю-бай, глазки закрывай”.
Пестушки В Центре пестушек и потешек образ самого подрастающего ребенка. Пестушки получили свое название от слова пестовать - “нянчить, растить, ходить за кем-либо, воспитывать, носить на руках”. Это короткие стихотворные приговоры, которыми сопровождают движения младенца в первые месяцы жизни. Проснувшегося ребенка, когда он потягивается, гладят:

Потягунушки, потягунушки!
Поперек толстунушки,
А в ножки ходунушки,
А в ручки хватунушки,
А в роток говорок,
А в головку разумок.

Медленно разводя ручки в такт, говорят:

Батюшке - сажень) Матушке - сажень! Братцу - сажень! Сестрице - сажень!
А мне - долга, долга, долга!

При каждом стихе руки ребенка складывают и снова разводят, при последних словах - очень широко.
Как и в колыбельных песнях, важное значение в пестушках имеет ритм. Веселая, затейливая песенка с отчетливым скандированием стихотворных строк вызывает у ребенка радостное настроение.
Потешки Пестушки незаметно переходят в потешки - песенки, сопровождающие игры ребенка с пальцами, ручками и ножками (известные “Ладушки” и “Сорока”). В этих играх есть уже нередко “педагогическое” наставление, “урок”. В “Сороке” щедрая белобока накормила кашей всех, кроме одного, хотя и самого маленького (мизинец), но лентяя:

Зачем дров не колол,
Воды не носил?

Этот мотив охотно развивают:

А ты, бедный маленец [маленький],
Ты, коротенец [короткий],
По воду ходи,
Баньку топи,
Робят мой,
Телят корми...

Прибаутки Детям в первые годы их жизни матери и няньки пели и песенки более сложного содержания, уже не связанные с какой-либо игрой. Все эти разнообразные песни можно определить одним термином - “прибаутки”. Своим содержанием они напоминают маленькие сказочки в стихах. Это прибаутка о петушке - золотом гребешке, который летал за овсом на Куликово поле; о курочке-рябе, что “просо сеяла, горох веяла”; о долгоносом журавле, что на мельницу ездил и видел диковинку:

Коза муку мелет,
Козел засыпает;

о зайчике - коротенькие ножки, сафьяновые сапожки; о старинной татьбе - воровстве разбойников:

Наехали на галку
Разбойнички,
Сняли они с галки
Синь кафтан.
Не в чем галочке
По городу гулять.
Плачет галка,
Да негде взять.

Как правило, в прибаутке дана картина какого-либо яркого события или изображается стремительное действие. Это в полной мере отвечает активной натуре ребенка.

Дон, дон, дон!
Загорелся кошкин дом.
Бежит курица с ведром –
Заливать кошкин дом.

Прибауткам свойствен сюжет, но малыш не способен на долгое внимание - и они ограничиваются передачей лишь одного эпизода.
Движение - основа образной системы прибауток, дается резкая смена одной картины другой из строки в строку. Когда сюжет растягивается, прибаутка особым приемом удерживает внимание ребенка: она прибегает к “цепной” организации сюжета. У козы спрашивают:

Где твои рожки?
- Под гору укатились.
- Где гора?
- Черви выточили.
- Где черви?
- В воду ушли.
- Где вода?
- Быки выпили.
- Где быки?
- В Киев ушли.

Многообразны и ярки ритмы прибауток. В одном случае они точно следуют за беспокойным колокольным звоном:

Тили-бом, тили-бом,
Загорелся кошки” дом...

В другом - ритмика передает тележный грохот:

Трах, трах, тара-рах!
Едет баба на волах.

В третьем случае ритмика воспроизводит ладную, умелую работу:

А чу-чу, чу-чу, чу-чу!
Я горох молочу!

Такой стих западает в память надолго, развивает у детей чувство ритма, радует их.
К числу прибауток надо отнести и небылицы-перевертыши - особый вид песен-стишков, вызывающих смех нарочитым смещением реальных связей и отношений. Так, свинья “на дубу гнездо свила...

Распустила поросят
Всех по маленьким сучкам.
Поросята визжат,
Полететь они хотят.

И полетели, летели-летели и на воздухе посидели. А медведь с мухи шкуры драл и полусапожки себе сшил. Синее море загорелось и повыгорело, бела рыба вся повылетела, на печи мужик осетра поймал”.
Несообразности, представленные в этой песенке, рассчитаны на то, чтобы укрепить у ребенка подлинное реальное понимание соотношения вещей и явлений. Невероятное лишь оттеняет реальные связи. Юмор становится педагогикой. В 20-е гг. XX в. защитником этого детского жанра выступил писатель и ученый, правильно понявший ценность и смысл небылиц-перевертышей. введен и сам термин “перевертыш” для обозначения этого рода прибауток. Название соответствует английскому обозначению стишков навыворот “Topsy-turvy rhymes” (букв, “стихи вверх дном”).
Далее следует группа произведений, которые некогда принадлежали к фольклору взрослых, но, претерпев изменения, перешли к детям. Это заклички, игровые припевы, приговоры.

Календарный детский фольклор

Очень рано дети обучаются на улице у своих сверстников разным закличкам (от слова закликать – “звать, просить, приглашать, обращаться”). Это обращения к солнцу, радуге, дождю, птицам. При случае детвора выкрикивает слова закличек нараспев хором. Помимо закличек ребенок в крестьянской семье знал различные приговорки. Чаще всего их произносит каждый поодиночке. Это обращения к мыши, улитке, маленьким жучкам, что водятся на цветах; подражание птичьим голосам; приговорки при скакании на одной ноге, чтобы из уха вылилась вода, попавшая туда во время купания. Песенные заклички и словесные приговорки преисполнены веры во всемогущие - то губительные, то благотворные - силы земли, неба и воды; произнесение их приобщало крестьянских детей к жизни и труду взрослых. Закличка наполняла детское сердце той же, что и у взрослых, надеждой на обильный урожай, достаток и богатство. Дети в старину рано приучались разделять печали и радости, труд и заботы взрослых. В фольклоре последнего времени песенные заклички стали игрой, в них внесено много занимательного и забавного.

Уж дождь дождем,
Поливай ковшом.
Поливай весь день
На наш ячмень,
На бабью рожь,
На мужичий овес,
На девичью гречу,
На маличье просо.

Дети просят дождь “припустить”, “поливать весь день”, “лить пуще”, так, чтобы дождевые струи сравнялись с “толстыми вожжами”. Если дождь становился не нужен и был во вред посевам, мешал полевым работам, на смену закличкам о дожде приходили заклички о солнышке и радуге:
Или:

Солнышко-ведрышко,
Выгляни, высвети!
Радуга-дуга,
Перебей дождя!
Твои детки плачут,
Пить-есть хотят.
Твои дети на повети,
По камушкам скачут.

От взрослых в детский быт перешли и устные приговорки. Это короткие, обычно стихотворные обращения к животным и птицам, божьей коровке, пчелам; к мышке с просьбой заменить старый, выпавший зуб новым, крепким; к ястребу, чтобы не кружил надломом, не высматривал цыплят. Это и вопрос кукушке: “Сколько мне жить?” Кукушка кукует, а дети считают. Подавляющее большинство этих приговорок сохраняет в остаточной форме характер древних заклинаний и заговоров. Заклички и приговорки принято объединять в один отдел - календарный детский фольклор. Этим термином, введенным в научную литературу собирателем и исследователем детского фольклора, подчеркивается связь закличек и приговорок с временем года, погодой, праздником, всем строем жизни и бытом дореволюционной деревни.
Игровые припевы, приговоры Не менее древни, чем календарный детский фольклор, игровые припевы и игровые приговоры. Ими или начинают игру, или связывают части игрового действия. Они могут выполнять и роль концовок в игре. Игровые приговоры могут также содержать “условия” игры, определять последствия при нарушении этих условий. Анализ обнаруживает в детских играх, особенно в тех, которые сопровождаются словесными приговорами и песнями, глухие отголоски древних обрядовых игр и пережитки древнего быта. Игровое действие унаследовало свои формы, правила и порядок от древних языческих игрищ в честь Костромы, Коляды, Ярилы.
Игры поражают сходством с серьезными занятиями жизни: охотой, жатвой, посевом льна, в них имитируются также свадебные обряды. Точное воспроизведение быта и серьезных жизненных дел в их строгой последовательности имело цель путем многократного повторения игровых действий с малых лет привить ребенку уважение к существующему порядку вещей и обычаям, научить его правилам поведения. Игра - это подготовка к жизненной борьбе и труду. Сами названия игр - “Волк и овцы”, “Медведь в бору”, “Волк и гуси”, “Коршун” - говорят о связи игр с бытом и жизнью сельского населения. Тесная связь с жизнью народа оставила отчетливый след в образно-художественных формах игрового “действа”, словесных приговорах и припевках. Столетия и опыт народа произвели строгий отбор игр - большинство из них с успехом может быть использовано и сегодня. В играх сочетаются важные требования и принципы народной практической педагогики.
Жеребьевые сговорки, считалки, дразнилки, скороговорки
Детский фольклор - своеобразная кладовая народа, в ней хранятся и образцы творчества взрослых, и то, что создано выдумкой детей. Уже в произведениях, перешедших к детям от взрослых, сказался творческий элемент, привносимый самими детьми. Со значительно большим основанием это можно сказать о жеребьевых оговорках, считалках, дразнилках во всех их разновидностях. Правда, и эти жанры не есть “чистое” самостоятельное творчество детей. По традиции оно восходит к творчеству взрослых, но, как и многое другое, со временем стало забавой и детской игрой. Эти виды творчества открывают широкий простор для импровизации и выдумки, в особенности это касается жеребьевых оговорок и пересчетов-считалок, составляющих неотъемлемую часть многих детских игр.
Ж е р е б ь е в а я с г о в о р к а появляется, когда играющим надо разделиться на две партии. Это рифмованное обращение к “маткам”, главам обеих партий. Ребятишки часто создают их на основе сказок, пословиц, поговорок и загадок: “Наливное яблочко или золотое блюдечко?” (Из сказки.) “Конь вороной или сбруя золотая?” (Из сказок или песен.) “Грудь в крестах или голова в кустах?” (Пословица.)
Немало народной выдумки внесено и в с ч и т а л к и. Другие названия их: счет, счетки, пересчет, сосчиталочки, гадалки и ворожитки. Считалка - рифмованный стишок, состоящий по большей части из придуманных слов и созвучий с подчеркнуто строгим соблюдением ритма. Посредством считалок играющие делят роли и устанавливают очередь для начала игры.
Происхождение детских считалок, как и скороговорок, несомненно, связано с древними формами гаданий.
У считалок две главные особенности. Во-первых, в основе большинства считалок лежит счет, и, во-вторых, считалки поражают нагромождением бессмысленных слов и созвучий. Эти свойства станут понятны, если принять во внимание, что считалка перешла к детям от взрослых вместе с игрой, которую она сопровождает, и в свое время была далеко не детским занятием. Зачем же была нужна людям искаженная форма слов и что скрывалось под обыкновением пользоваться загадочным счетом?
Со счетом у людей связана целая группа древних понятий и представлений. Можно предположить, что в старину, поручая кому - либо общее дело, люди проявляли необыкновенную осмотрительность в числах. Окажется ли человек, выполняющий поручение, счастливым или несчастливым? Перед охотой или иным промыслом счет решал многое. Человек с несчастливым числом, предназначенный к выполнению ответственной роли, мог погубить, по представлениям людей, все дело. Таково назначение древнего пересчета. Эта его функция сохранилась в остаточной форме и в детских играх. Простейшей формой считалок и, по-видимому, исконно древней, потому что она известна детям всех народов Европы и многих народов Азии, можно признать “голый” счет. Из-за запрета считать людям приходилось пользоваться при пересчете условными формами. Так, у русских жителей Иркутской губернии запрещалось считать убитую дичь, иначе впредь не будет удачи; у живших в Забайкалье русских было запрещено считать гусей во время перелета; кто не соблюдал этого запрета, тот якобы терял память. Существовал и ряд других запретов. Запрет считать представлял большие неудобства, и люди придумали так называемый “отрицательный” счет: к каждому числительному прибавлялась отрицательная частица: не раз, не два и т. д. Получалось, будто и счета нет. Таково назначение искаженной формы счета. Люди скрывали и жеребьевку - пересчет, необходимый при распределении ролей участников промысла. Пересчету - прототипу новейших форм считалок - придавалась условная словесная форма, которая была понятна людям данной группы. Таково происхождение “заумного” счета. Древний пересчет с искаженными обозначениями чисел весьма естественно перешел в считалку - составную часть детских игр.
Детская игра воспроизводит саму жизнь. В игре, как и в самой жизни, пересчетом посредством заумных слов, скрывающих настоящее обозначение чисел, определялись роли и очередность. Пересчет в игре - имитация приготовлений взрослых к серьезным жизненным делам.
Со временем, оторвавшись от запретов и от веры в числа, считалка-пересчет стала развиваться своим особым путем. В нее были внесены новые, уже чисто художественные элементы. Искаженные слова стали придумываться по созвучию со старыми, без всякой связи с условной иносказательной речью древности. Считалка стала игрой и как забава должна рассматриваться в фольклоре настоящего времени. Образование новых слов в считалках теряло прежний смысл и нередко приобретало форму чистой бессмыслицы, единственное оправдание которой в подчеркнуто выделенном ритме, заменяющем счет. Но бессмыслица не могла долго жить в фольклоре, и в считалку стали проникать осмысленные разрозненные фразы, отдельные слова. Из слов, составляющих считалку, сплеталось какое-то содержание, а вскоре появились и “сюжетные” положения:

Катилось яблоко
Мимо сада,
Мимо сада,
Мимо града.
Кто поднимет,
Тот и выйдет.

Считалка представляет своеобразную игру словами, ритмом, и в этом ее художественная функция:

Цынцы-брынцы, балалайка ,
Цынцы-брынцы, заиграй-ка.
Цынцы-брынцы, не хочу,
Цынцы-брынцы, спать хочу.
Цынцы-брынцы, куда едешь?
Цынцы-брынцы, в городок.
Цынцы-брынцы, чего купишь?
Цынцы-брынцы, сухарек (молоток).

Весь этот веселый стишок построен на звукоподражаниях, как бы воспроизводящих игру на балалайке. Четкий ритм считалки “Аты-баты, шли солдаты” напоминает шаг солдатской роты.
Д р а з н и л к и - вид творчества, почти всецело развитый детьми. Нельзя сказать, чтобы у него не было своего “предка” в творчестве взрослых. Раздоры, столкновения, вражда, кулачные бои, настоящие драки, когда один “конец” деревни шел на другой, были постоянным явлением старого быта. Взрослые давали друг другу прозвища, клички, отмечавшие мнимые и действительные недостатки. Жители одной области давали прозвища жителям других мест, высмеивали их говор и обычаи, казавшиеся странными, а те, в свою очередь, не оставались в долгу. Так, москвичи называли новгородцев гущеедами, а те москвичей - водохлебами. Клички-прозвища связывали с профессиями и ремеслами, преобладавшими в той или иной местности или крае. Часть кличек осуждала лень, безделье. Таковы присловья-прозвища пошехонцев, но нередко клички и прозвища носили характер, нетерпимый к вере и национальной принадлежности. Это явление, безусловно, отрицательное в жизни народа. Дети, принимая участие в стычках и спорах взрослых, усваивали от них саму манеру давать прозвища и дразнить.
Клички и обидные прозвища в детской среде в известной мере смягчились. В большинстве случаев они возникали как рифмованные прибавления к имени, без всякой связи с предметом спора или поводом, вызвавшим столкновение: Архип - старый гриб . Присоединение к этому прозвищу какого-либо нового стиха превращало прозвище в дразнилку. Часть дразнилок осуждает ябедничество, обжорство, лень и воровство: Ябеда - беда, тараканья еда; Вор - воришка, украл топоришко . Представляя этнографический интерес и давая материалы для суждения о детской психологии и детском словотворчестве, дразнилки не обладают большими художественными достоинствами. В них масса бранных выражений. В самой детской среде обычай дразнить вызывал протест - о любителях подразнить говорили: Дразнило - собачье рыло .
Среди прочих форм насмешки и издевки в детской среде существовали и сохраняются до сих пор своеобразные словесные игры, рассчитанные на простаков. Исследователь детского фольклора метко назвал их поддевками. Вот одна из таких поддевок:

Тебе поклон послали.
- Кто?
- Маша.
- Какая Маша?
- Свинья наша.

Безобидной и веселой словесной игрой детей старшего возраста является быстрое повторение труднопроизносимых стишков и фраз: это скороговорка. Она сочетает однокоренные или созвучные слова: На дворе - трава, на траве - дрова; Сшит колпак не по-колпаковски, надо его переколпаковать и перевыколпаковать. Трудно решить, кто творец этих скороговорок - дети или взрослые. Некоторые из них вряд ли созданы детьми.
Сборники русских народных песен, пословиц, загадок
Детский фольклор всегда привлекал внимание и специалистов-собирателей, и детских писателей. Было много попыток составить специальные сборники.
При этом устные тексты прибауток, песенок, считалок и всех других произведений, как правило, подвергались литературной обработке. Наибольшую известность получили тексты, обработанные, .
Степень авторской обработки фольклора бывает разной, начиная от более или менее значительной редактуры текста и кончая созданием самостоятельного авторского произведения, обязанного фольклору только мотивом. Образцом первого рода творчества может быть такая прибаутка:

Как повадился каток
К бабке Марье в погребок
Есть сметанку да творог.
Как увидели кота
Ребятишки из окна,
Они хлопнули окном,
Побежали за котом.
Ухватили кота
Поперек живота.
- Вот-то, котенька-каток,
И сметанка и творог.

(Обраб. И. Карнауховой.)
К этому легко указать фольклорную параллель. В данном случае писательница отредактировала народную прибаутку - слегка изменила ее содержание и отчасти форму.
Примером самостоятельного творчества по народным мотивам является прибаутка:

Живет в лесу совушка,
Живет в лесу барыня,
У нее высокие брови,
У нее веселые взгляды.
У нее хорошая походка.
У нее желтые сапожки.
С ножки на ножку ступает,
Высокие брови поднимает.

(Обраб. И. Карнауховой.)
Или такие стихи:

Как по улочке
Из переулочка
Бежит серенький каток,
Отморозил коготок.
Шубка на нем
Позаиндевела,
Брови и усы
Позакуржавели.
Не ходи, кот, босиком,
Ходи в валенках,
В рукавицах ходи,
В теплых варежках.

(Обраб. И. Карнауховой.)

Сборники, получившие наибольшую известность, составлены из текстов либо отредактированных, либо самостоятельно созданных писателями. Из наиболее близких к подлинному фольклору надо назвать сборник “Ладушки. Русские народные сказки, песенки, потешки” (М., 1966).
Успеху сборника много способствовали иллюстрации выдающегося художника, глубоко чувствовавшего национальное своеобразие детского фольклора русского народа.
Успех “Ладушек” разделил сборник “Радуга-дуга. Русские народные песенки, потешки, прибаутки” (М., 1969). Его тоже иллюстрировал К). А. Васнецов. В этом сборнике представлено творчество ленинградской писательницы и фольклористки, а также, .
Сборники “Ладушки”, “Радуга-дуга” представляют детский фольклор в значительном разнообразии. Заметно стремление писателей ввести в число детских произведений обработки некоторых текстов (или отрывков), вообще говоря, традиционно не входивших в собственно детский фольклор. Право на такое включение у писателей неоспоримо: происходит нечто подобное тому, что случалось и в самом фольклоре, т. е. многие его произведения для взрослых усваивались детьми и при этом усвоение сопровождалось творческим видоизменением.
Из года в год число сборников детского фольклора, издаваемых в стране, растет. Тем важнее удача довольно полного собрания игр, считалок, сговорок, скороговорок, долгоговорок, докучных сказок, загадок народов нашей страны. Сборник был составлен и обработан и издан под названием “Тридцать три пирога” (первое издание - М., 1962, второе - 1968, третье - 1973). В отличие от других сборников в этой книге многообразно представлен детский игровой фольклор: считалки, оговорки и сами игры. Русский детский фольклор помещен в этом сборнике рядом с детским фольклором других народов.

Загадки

Загадка развивает в ребенке догадливость, сообразительность. Загадывается загадка - вопрошаемый ломает голову над отгадкой. Иносказание переносит предмет в совершенно иную область вещественного мира. “Черненькая собачка свернувшись лежит; не лает, не кусает, а в дом не пускает” - замок замысловато сравнивается с черненькой собачкой. Иносказательный образ в загадке всегда поражает странностью, необычностью, реальной несочетаемостью качеств и свойств. Так, печь уподоблена девице, а дым - длинной девичьей косе: “Стоит девица в избе, а коса - на дворе”.
Чем смелее выдумка, тем труднее загадка для отгадывания. Невероятность придает образам загадки ясно осознаваемое противоречие реальности, а отгадка вносит порядок в путаницу: все становится на свои места в согласии с действительными качествами загадываемого предмета. Оказывается, что у замка действительно есть общее с собакой: оба они не пустят в дом, могут быть одного цвета - черными, но вот то, что собака не лает и не кусает, относится только к замку.
Говоря другими словами, загадка указывает на особые признаки и свойства, которые присущи только загадываемому предмету. На сходстве и отрицании сходства между предметами она и основана. Это свойство загадки вводит ребенка в размышление о связях между явлениями и предметами окружающего мира, а также об особенностях каждого предмета и явления. Эти мыслительные операции, однако, важны не сами по себе, а тем, что ребенок открывает для себя поэзию окружающего мира.
Высокая поэзия открывается в самых прозаических вещах и предметах. Образы в загадках красочны, звучны, предметы очерчены резко, отчетливо: “Бела как снег, черна как уголь, зелена как лук, вертится как бес и дорога в лес” (сорока). Действительность представлена в загадках в изменениях, смене состояний: “На дворе горой, а в избе - водой” (снег).
Множество загадок иронических, шутливых: “Стоит Федосья, растрепаны волосья” (стог).
Народные загадки как опоэтизированная игра в вопросы и ответы занимательны для детей всех возрастов. Для дошкольников целесообразно отбирать наиболее простые и элементарные: “Зубасты, а не кусаются” (грабли), “Два брюшка, четыре ушка” (подушка), “Вся мохнатенька, четыре лапки, сама усатенька” (кошка), “Зимой и летом одним цветом” (ель, сосна) и др. Освоение ребенком речи во всем ее богатстве и красочности немыслимо без знакомства с народными пословицами и поговорками.

Пословицы и поговорки

Освоение ребенком речи во всем ее богатстве и красочности пословицами и поговорками.
справедливо отмечал, что пословицы имеют большое значение при первоначальном обучении родному языку, во-первых, из-за своей формы, во-вторых, из-за своего содержания. В “Родном слове” помещено несколько сотен пословиц. Первые пословицы ребенок слышит в речи взрослых, при этом с самого начала для него раскрывается прежде всего смысл пословицы как общепринятого поучения. Смысл этот тем понятнее, что он выражен наглядно, с бесспорной очевидностью: “Не поклонясь до земли, и грибка не поднимешь”, “Без труда не выловишь и рыбку из пруда”, “Береги нос в большой мороз”.
Пословичные суждения воспринимаются ребенком в прямом значении, но и их обобщающий характер в какой-то мере доступен его пониманию. “И грибка не поднять, если не нагнешься”: общая мысль, стоящая за этим суждением, может быть понята им как выражение необходимости труда при любом занятии, любом деле. Более общий переносный смысл пословиц становится понятным детям лишь с возрастом.
Народные пословицы содержат мораль, выработанную многими поколениями: “Нет друга - ищи, а нашел - береги”; “Не спеши языком, торопись делом”; “Кончил дело - гуляй смело”; “При солнышке - тепло, при матери - добро”. В приобщении ребенка к человеческой мудрости и состоит большое педагогическое значение пословиц. Пословица тем легче ложится в память, что искусная тонкая работа народа облекла наставительную мысль в краткую ритмическую форму с четким композиционным членением суждения на части.
Народные поговорки - это широко распространенные образные выражения, метко определяющие какое-либо жизненное явление. В отличие от пословицы поговорка лишена обобщенного поучительного смысла и ограничивается образным, нередко иносказательным определением какого-либо явления. Однако поговорка не просто определяет явление, а дает ему выразительную эмоциональную оценку. Одно дело сказать о ком-либо, что он причиняет нам неудобство своим постоянным присутствием, другое - сказать, что он надоел как горькая редька; одно дело сказать, что кто-либо пришел неожиданно, другое - что он свалился как снег на голову. Детская речь, эмоциональная по природе своей, легко сближается с народными поговорочными выражениями, но точное освоение их представляет для ребенка известный труд, и воспитатель должен следить за уместностью и правильностью употребления поговорок в речи ребенка.

Песни

Лирика, если говорить о поэзии для взрослых, - обширная и разнообразная область народного творчества, с которой уместно знакомить ребенка в школьном возрасте. Эстетические потребности дошкольника полностью удовлетворяет детский песенный фольклор. Однако в некоторых случаях из песенного народного творчества для взрослых можно брать отдельные отрывки и целые тексты, если найдется хорошее пояснение к их мотивам, оборотам и образам. Таких изданий немного. Лучший опыт принадлежит. Включенные им в учебные книги песни: “Весна, весна красная!”, “Зеленейся, зеленейся, мой зеленый сад”, “Из-за лесу, лесу темного”, “Как у наших у ворот”, “Ты, рябина моя, рябинушка” и некоторые другие - могут найти свое место и в педагогической практике дошкольных работников
Песня предлагает ребенку обширный круг поэтических ассоциаций. Это пленительные образы белой березы, шумящей на ветру, разлившейся весенней воды, белой лебедушки, серых гусей, частого дождя и др. Все они становятся основой поэтического взгляда на мир и образуют с течением времени систему художественных воззрений, проникнутых любовью к родной природе, родной речи, родине.

БЫЛИНЫ

Наряду с песнями дошкольников необходимо знакомить с героическим эпосом. В наше время, когда эпос ушел из живой памяти народа, о богатырях ребенок узнает из книг. Ценность знакомства детей с эпосом не вызывает сомнения. Былины в художественной форме несут понятия о героической этике, дают уроки служения родине и народу. Педагогическая мысль еще в дореволюционные годы по достоинству оценила эти качества эпоса. , включали в детские книги отрывки и целые былины, а еще задолго до этого советовал: “Очень полезно и даже необходимо знакомить детей с русскими народными песнями, читать им, с немногими пропусками, стихотворные сказки (т. е. былины. - Д. А.) Кирши Данилова”. Реализация этого совета встретила ту трудность, что эпос по свойствам своего стиля и особенностям содержания никогда не был специально предназначен для детей. Всякий опытный педагог понимал, что былина трудна для понимания ребенка и что ее содержание надо подробно разъяснить. Творческая переработка с целью облегчить усвоение эпоса как раз и предусматривает приближение былины к детскому восприятию.
В 1949 г. писательница и фольклористка выпустила сборник “Русские богатыри. Былины”, многократно переиздававшийся в последующее время. Былины пересказаны в этой книге ритмической прозой. Писательница освободила их от архаических свойств и качеств, но сохранила своеобразие эпоса в эпитетах, сравнениях, приемах гиперболизации. Карнауховой удалось донести до читателя величавую героику эпоса, дать почувствовать его историческую природу, не смешав при этом эпос со сказкой. В сборник Карнауховой включены пересказы наиболее известных характерных былин об Илье Муромце, Добрыне Никитиче, Алеше Поповиче и других героях эпоса. Илья Муромец - первый богатырь, ему посвящено большинство пересказов. Последовательность былин в сборнике связана с последовательностью развития действия в них.
Среди удачных попыток сделать былину доступной ребенку надо назвать и творческий опыт. Ее сборник “Былины” (М., 1973) составлен из пересказов одиннадцати былин. Переложение осуществлено свободной прозой, и такая манера не удаляет пересказ от подлинника, а приближает его к нему: удерживается естественность того повествовательного начала, которое так привлекательно в эпосе. Писательница следует близко за сюжетом былин. Поэтический смысл и историко-бытовые черты эпоса получают краткие пояснения, не нарушая изобразительной цельности пересказа.

СКАЗКИ

Народные сказки давно стали включать в детское чтение. Теперь признана их безусловная ценность, но еще в 20-е годы нашего столетия некоторые педагоги и литературные критики отрицали за сказками право быть помещенными в детских книгах. Фантастический вымысел отождествлялся с суеверием и религией. Суждения о вреде сказки сочетались с общим отрицанием значения культурного наследия, нужного для эстетического воспитания детей в социалистическом обществе.
Нигилизм и вульгаризация в педагогической науке были осуждены советской общественностью. Еще в 1934 г. говорил: “Возьмем сказку. У многих наших обывателей есть представление, будто бы сказку убила революция. Я думаю, это - ложное представление”.
Вся практика советской педагогической науки, практика работы детских издательств доказала высокую ценность и важность включения народных сказок в детские книги, и особенно в книги, с которыми знакомят дошкольников.
Самый распространенный вид сказок, который рано становится известным ребенку, - сказки о животных. Звери, птицы в них и похожи и не похожи на настоящих. Идет петух в сапогах, несет на плече косу и кричит во все горло о том, чтобы шла коза вон из заячьей избушки, иначе быть дерезе зарубленной (“Коза-дереза”). Волк ловит рыбу - опустил хвост в прорубь и приговаривает: “Ловись, рыбка, и мала и велика! (“Лиса и волк”). Лиса извещает тетерева о новом “указе” - тетеревам без боязни гулять по лугам, но тетерев не верит (“Лиса и тетерев”). Легко усмотреть во всех этих сказках неправдоподобие: где это видано, чтобы петух ходил с косой, волк ловил рыбу, а лиса уговаривала тетерева спуститься на землю? Ребенок принимает выдумку за выдумку, как и взрослый, но она его привлекает необычностью, непохожестью на то, что он знает о настоящих птицах и зверях. Больше всего детей занимает сама история: будет ли изгнана коза-дереза из заячьей избушки, чем кончится очевидная нелепость ловить рыбку хвостом, удастся ли хитрый умысел лисы. Самые элементарные и в то же время самые важные представления - об уме и глупости, о хитрости и прямодушии, о добре и зле, о героизме и трусости, о доброте и жадности - ложатся в сознание и определяют для ребенка нормы поведения.
Сказки утверждают ребенка в правильных отношениях к миру. Тянут репку и дед, и бабка, и внучка, и Жучка, и кошка - тянут-потянут, а не вытянуть им репки. И только когда пришла на помощь мышка, вытянули репку. Конечно, емкий художественный смысл этой иронической сказки станет до конца понятным маленькому человеку, лишь когда он вырастет. Тогда сказка обернется к нему многими гранями. Ребенку же доступна лишь та мысль, что никакая, даже самая малая сила не лишняя в работе: много ли сил в мышке, а без нее не могли вытянуть репку.
“Курочка-ряба” в народном варианте, хорошо представленном, например, в обработке писателя, несет в себе столь же важную для воспитания мысль. Снесла курочка яичко, бежала мышка, хвостом махнула, яичко упало и разбилось. Стал дед плакать, бабка рыдать, заскрипели ворота, взлетели курицы, двери покосились, рассыпался тын, верх на избе зашатался. А весь переполох - от разбитого яйца. Много шума из ничего! Сказка смеется над пустяшной причиной стольких нелепых последствий.
Дети рано приучаются верно оценивать размеры явлений, дел и поступков понимать смешную сторону всяких жизненных несоответствий. Веселый и задорный колобок так уверен в себе, что и сам не заметил, как стал хвастуном, которому льстит собственная удачливость, - вот он и попался лисе (“Колобок”). В сказке о теремке рассказывается о совместной дружной жизни мухи, комара, мыши, лягушки, зайца, лисы, волка. А потом пришел медведь - “всем пригнетыш” - не стало теремка (“Теремок”). В каждой сказке о животных есть мораль, которая необходима ребенку, ведь он должен определять свое место в жизни, усваивать морально - этические нормы поведения в обществе.
Замечено, что дети легко запоминают сказки о животных. Это объясняется тем, что народный педагогический опыт верно уловил особенности детского восприятия. Сказки “Репка”, “Курочка-ряба”, “Колобок”, “Теремок” и некоторые другие удерживают внимание ребенка особой композицией: эпизод цепляется за эпизод, нередко они повторяются с добавлением какой-либо новой подробности. Эти повторения содействуют запоминанию и пониманию.
Сказки о животных можно назвать детскими и потому, что в них много действия, движения, энергии - того, что присуще и ребенку. Сюжет разворачивается стремительно: быстро, сломя голову, бежит курица к хозяйке за маслицем, - петух проглотил зерно и подавился, та посылает ее к коровушке за молоком. Курица - к коровушке, та просит, чтобы хозяин дал ей свежей травы и пр. В конце концов курица принесла маслица, петух спасен, но скольким он обязан спасением! (“Петушок и бобовое зернышко”.) Ирония сказки понятна ребенку, ему нравится и то, что столько трудных препятствий удалось преодолеть курице, чтобы петушок остался жив. Счастливые концовки сказок соответствуют жизнерадостности ребенка, его уверенности в благополучном исходе борьбы добра со злом.
В сказках о животных много юмора. Это их чудесное свойство развивает у детей чувство реального и просто веселит, развлекает, радует, приводит в движение душевные силы. Однако сказки знают и печаль. Как резко контрастны здесь переходы от печали к веселью! Чувства, о которых говорится в сказках, столь же ярки, как и детские эмоции. Ребенка легко утешить, но легко и огорчить. Плачет заяц у порога своей избушки. Его выгнала коза. Петух прогнал козу - радости зайца нет конца. Весел и слушателю сказки.
Резкое разграничение положительного и отрицательного в природе сказок. У ребенка никогда не возникает сомнения в том, как отнестись к тому или иному сказочному персонажу. Петух - герой, лиса - хитрая обманщица, волк - жадный, медведь - глупый, коза - лживая. Это не примитивность, а та необходимая простота, которая должна быть усвоена малышом прежде, чем он будет готов воспринять сложные вещи.
В сказках о животных много песенок: поет лиса льстивую песню петуху: “Петушок, петушок, золотой гребешок, маслена

1. Социальная природа фольклора. В наше время проблемы фольклора становятся все более и более актуаль­ными. Ни одна гуманитарная наука - ни этнография, ни история, ни лингвистика, ни история литературы не могут обходиться без фольклорных материалов и изысканий. Мы понемногу начинаем сознавать, что__разгадка многих и очень разнообразных явлений духовной культуры кроется в фоль­клоре. Между тем сама фольклористика до сих пор не опре­делила себя, своих задач, специфики своего материала и соб­ственной специфики как науки. Правда, в нашей науке имеет­ся ряд работ общетеоретического характера. Однако жизнь идет вперед такими быстрыми темпами, что положения, вы­двинутые в этих работах, уже не удовлетворяют, не отвечают той чрезвычайно сложной картине, которая постепенно вскры­лась перед нами в результате упорного исследовательского труда. Определить предмет и сущность нашей науки, устано­вить ее место среди других смежных наук, определить спе­цифику ее материала стало делом насущной необходимости. От правильного понимания сущности и задачи науки зави­сит и правильность методов, а следовательно, и выводов. Постановка общетеоретических вопросов имеет не только об­щепознавательное, философское значение, но и помогает кон­кретному разрешению стоящих перед нами исследовательских задач.

В Западной Европе также нет недостатка в общетеорети­ческих работах. Однако эти работы в целом удовлетворяют нас еще меньше, чем ранние советские работы. Фольклори­стика есть наука идеологическая. Методы и установки ее определяются мировоззрением эпохи и отражают его. С па­дением мировоззрения падают принципы созданной им науки. Мы не можем руководствоваться научными взглядами, соз­данными романтизмом или просвещением или любым другим направлением. Наша задача-создать науку из мировоззре­ния нашей эпохи и нашей страны.

Специфика фольклора 17

Что понимается под «фольклором» в новейшей западно­европейской науке? Чтобы ответить на этот вопрос, доста­точно раскрыть любую монографию под соответствующим заглавием. Так, если взять книгу известного немецкого фоль­клориста Иона Мейера «Deutsche Volkskunde» (1921, «Немец­кий фольклор»), то мы увидим там следующие разделы: де­ревня, постройки, дворы; растения; обычаи; суеверия; язык; предания; сказки; народные песни; библиография.

Такая картина типична для всей западноевропейской на­уки, преимущественно немецкой и французской, и в меньшей мере - для английской и американской. Такую же картину, но с большей специализацией, дают журналы. Здесь, напри­мер, изучаются мельчайшие детали построек, наличники, ставни, князьки, устройство печей, утварь, предметы обихода, сосуды, люльки, прялки, костюмы, головные уборы и т. д. и т. д. Наряду с этим изучаются обрядовая жизнь, свадьба, праздники, а также вся область поэтического творчества: сказки, легенды, песни, предания, поговорки и т. д.


Такая картина не случайна. Она отражает определенное понимание наукой своих задач. Предпосылки или положения, на которых строится эта наука, могут быть сведены к следу­ющим:

1) изучается культура одного слоя населения, а именно - крестьянства;

2) предметом науки является одновременно материальная и духовная культура;

3) предметом науки служит крестьянство только одного народа, а именно в большинстве случаев своего собственного, того, к которому принадлежит сам исследователь.

Ни одно из этих положений не может быть принято нами. Наша наука целиком строится на иных основах.

Мы,)^о-первых, разделяем область материального и ду­ховного творчества и делаем их предметом разных, хотя и родственных, смежных, взаимно связанных и зависимых друг от друга наук. Взгляд, что материальное и духовное творче­ство крестьянства могут изучаться одной наукой, есть по существу барский взгляд. Для культуры господствующих классов это не делается. История техники и архитектуры, с одной стороны, и история литературы или музыки и т. д.- с другой, представляют собой разные науки, потому что тут высшие слои общества. Наоборот, поскольку дело касается крестьянства, устройство старинных печей и ритмика лириче­ских песен могут изучаться одной и той же наукой. Мы пре­красно знаем, что между материальной и духовной культурой существует самая тесная связь, и тем не менее мы разделяем

18 Специфика фольклора

область материального и духовного творчества точно так же, > как это делается для культуры высших классов. Под фольк­лором понимается только духовное творчество, и даже; уже, только словесное, поэтическое творчество. Поскольку I поэтическое творчество фактически почти всегда связано с музыкой, можно говорить о музыкальном фольклоре и выде­лить его как особую фольклорную дисциплину.

Такое понимание фольклора издавна свойственно русской науке. Таким образом, то, что у нас называется фольклором, на Западе совсем не называется фольклором. Фольклором мы называем то, что на Западе называется traditions populaires, tradizioni populari, Volksdichtung и др. и что там не является предметом самостоятельной науки. Наоборот, то, что на За­паде называют фольклором, мы не считаем наукой, а в луч­шем случае признаем это научно-популярным родиноведением. Но чье же поэтическое творчество изучается? Как мы ви­дим, на Западе изучается крестьянское творчество. К этому нужно прибавить, что изучается современное кре­стьянство, но лишь постольку, поскольку эта современность сохранила прошлое. Предметом ее является «живая ста­рина»- установка, которая и у нас держалась довольно долго.

Такая точка зрения для нас неприемлема потому, что всякое явление мы изучаем как процесс в его движе­нии. Фольклор имелся раньше, чем на исторической арене вообще появилось крестьянство. Подходя к делу исторически, мы должны будем сказать, что для доклассовых народов фольклором мы назовем творчество всей совокупности этих народов. Все поэтическое творчество первобытных народов целиком является фольклором и служит предметом фолькло­ристики. Для народов, достигших ступени классового разви­тия, фольклором мы будем называть творчество всех слоев населения, кроме господствующего, творчество которого отно­сится к литературе. Прежде всего сюда относится творчество угнетенных классов, как крестьян и рабочих, но также и про­межуточных слоев, тяготеющих к социальным низам. Так, можно еще говорить о мещанском фольклоре, но говорить, например, о фольклоре дворянском уже невозможно.

Наконец, мы видим, что на Западе под фольклором пони­мается крестьянская культура одного народа, а именно в большинстве случаев своего. Принцип отбора здесь количе­ственный и национальный. Культура одного народа служит предметом одной науки, фольклора, Volkskunde. Культура всех других народов, в том числе и первобытных,- предмет уже другой науки, называемой очень различно: антрополо-

Специфика фольклора 19

гией, этнографией, этнологией, народоведением - Volkerkun-de. Четкой терминологии нет.

Хотя мы вполне признаем возможность научного изучения национальных культур, тем не менее такой принцип для нас совершенно неприемлем, и его легко довести до абсурда. Действительно: если, предположим, французский ученый изу­чает французские песни, то это -фольклор. Если же этот ученый будет изучать, например, албанские песни, то это уже этнография. Такому пониманию мы должны четко проти­вопоставить свою точку зрения: наука о фольклоре охваты­вает творчество всех народов, кем бы они ни изучались. Фольклор есть явление интернациональное.

Все изложенное позволяет нам суммировать наши поло­жения и сказать: под фольклором понимается творчество со­циальных низов всех народов, на какой бы ступени развития они ни находились. Для доклассовых народов под фолькло­ром понимается творчество совокупности этих народов.

Здесь естественно возникает вопрос: что такое фольклор в бесклассовом обществе, в условиях нашей социалистиче­ской действительности?

Казалось бы, что как явление классовое он должен был бы отмереть. Однако ведь и литература - классовое явление, но она не отмирает. При социализме фольклор теряет свои специфические черты как творчество социальных низов, так как у нас нет ни верхов, ни низов, есть только народ. Поэто­му фольклор в нашем обществе становится народным до­стоянием в полном смысле этого слова. Отмирает то, что не­созвучно народу в новой социальной обстановке. Остальное подвергается глубоким качественным изменениям, прибли­жаясь к литературе. Каковы эти изменения - это еще долж­но показать исследование, но ясно, что фольклор эпохи ка­питализма и эпохи социализма не может быть одинаковым.

2. Фольклор и литература. Всем изложенным оп­ределяется только одна сторона дела: этим определяется со­циальная природа фольклора, но этим еще ничего не сказано о всех других признаках его.

Указанных выше признаков явно еще недостаточно, что­бы выделить фольклор в особый вид творчества, а фолькло­ристику - в особую науку. Но ими определяется ряд других признаков, уже специфически фольклорных по существу.

Прежде всего установим, что фольклор есть продукт осо­бого вида поэтического творчества. Но поэтическим творче­ством является также и литература. И действительно, между фольклором и литературой, между фольклористикой и ли­тературоведением существует самая тесная связь.

20 Специфика фольклора

Литература и фольклор прежде всего частично совпадают по своим поэтическим родам и жанрам. Есть, правда, жанры, которые специфичны только для литературы и невозможны в фольклоре (например, роман) и, наоборот: есть жанры, специфические для фольклора и невозможные в литературе (например, заговор). Тем не менее самый факт наличия жан­ров, возможности классификации здесь и там по жанрам, есть факт, относящийся к области поэтики. Отсюда общность некоторых задач и приемов изучения литературоведения и фольклористики.

Одна из задач фольклористики есть задача выделения и изучения категории жанра и каждого жанра в отдельности, и задача эта - литературоведческая.

Одна из важнейших и труднейших задач фольклористики это - исследование внутренней структуры произведений, ко­роче говоря,- изучение композиции, строя. Сказка, эпос, за­гадки, песни, заговоры - все это имеет еще мало исследован­ные законы сложения, строения. В области эпических жанров сюда относится изучение завязки, хода действия, развязки, или, иначе, законов строения сюжета. Исследование показы­вает, что фольклорные и литературные произведения строятся различно, что фольклор имеет свои специфические структур­ные законы. Объяснить эту специфическую закономер­ность литературоведение не в силах, но установить ее можно только приемами литературного анализа.

К этой же области относится изучение средств поэтиче­ского языка и стиля. Изучение средств поэтического языка - чисто литературоведческая задача. Здесь опять окажется, что фольклор обладает специфическими для него средствами (па­раллелизмы, повторения и т. д.) или что обычные средства поэтического языка (сравнения, метафоры, эпитеты) напол­няются совершенно иным содержанием, чем в литературе. Установить это можно только путем литературного анализа.

Короче говоря, фольклор обладает совершенно особой, специфической для него поэтикой, отличной от поэтики литературных произведений. Изучение этой поэтики вскроет необычайные художественные красоты, заложенные в фоль­клоре.

Таким образом, мы видим, что между фольклором и ли­тературой не только существует тесная связь, но что фоль­клор, как таковой, есть явление литературного порядка. Он - один из видов поэтического творчества.

Фольклористика в изучении этой стороны фольклора, в своих описательных элементах - наука литературоведческая. Связь между этими науками настолько тесна, что между

Специфика фольклора 21

фольклором и литературой и соответствующими науками у нас часто ставится знак равенства; метод изучения литера­туры целиком переносится на изучение фольклора, и этим дело ограничивается. Однако литературный анализ может, как мы видим, только установить явление и закономер­ность фольклорной поэтики, но он не в силах их объяс­нить.

Чтобы оградить себя от подобной ошибки, мы должны установить не только сходство между литературой и фольклором, их родство и до некоторой степени единосущие, но и установить специфическую между ними разницу, опре­делить их отличие. Действительно, фольклор обладает ря­дом специфических черт, настолько сильно отличающих его от литературы, что методов литературного исследования не­достаточно для разрешения всех связанных с фольклором проблем.

Одно из важнейших отличий состоит в том, что литера­турные произведения всегда и непременно имеют автора. Фольклорные произведения же могут не иметь автора, и в этом - одна из специфических особенностей фольклора.

Вопрос должен быть поставлен со всей возможной четко- I стью и ясностью. Или мы признаем наличие народного; творчества как такового, как явления общественной и культурной исторической жизни народов, или мы его не при- I знаем, утверждаем, что оно есть поэтическая или научная фикция и что существует только творчество отдельных инди­видов или групп.

Мы стоим на точке зрения, что народное творчество не есть фикция, а существует именно как таковое, и что изуче­ние его и есть основная задача фольклористики как науки. В этом отношении мы солидаризируемся с нашими старыми учеными, как Ф. Буслаев или О. Миллер. То, что старая на­ука ощущала инстинктивно, выражала еще наивно, неумело, и не столько научно, сколько эмоционально, то сейчас должно быть очищено от романтических ошибок и поднято на надле­жащую высоту современной науки с ее продуманными мето­дами и точными приемами.

Воспитанные в школе литературоведческих традиций, мы часто еще не можем себе представить, чтобы поэтическое I произведение могло возникнуть иначе, чем возникает лите-1 ратурное произведение при индивидуальном творчестве. Нам все кажется, что кто-то его должен был сочинить или сложить первый. Между тем возможны совершенно иные спо­собы возникновения поэтических произведений, и изучение их составляет одну из основных и весьма сложных проблем

22 Специфика фольклора

фольклористики. Здесь нет возможности входить во всю ши­рину этой проблемы. Достаточно указать здесь только на то, что генетически фольклор должен быть сближаем не с ли­тературой, а с языком, который также никем не выдуман и не имеет ни автора, ни авторов. Он возникает и изменяется со­вершенно закономерно и независимо от воли людей, везде там, где для этого в историческом развитии народов созда­лись соответствующие условия. Явление всемирного сходства не представляет для нас проблемы. Для нас было бы необъ­яснимым отсутствие такого сходства. Сходство указывает на закономерность, причем сходство фольклорных произведений есть только частный случай исторической закономерности, ве­дущей от одинаковых форм производства материальной куль­туры к одинаковым или сходным социальным институтам, к сходным орудиям производства, а в области идеологии - к сходству форм и категорий мышления, религиозных представ­лений, обрядовой жизни, языков и фольклора. Все это живет, взаимообусловливается, меняется, растет и отмирает.

Возвращаясь же к вопросу о том, как же эмпирически представить себе возникновение фольклорных произведений, здесь достаточно будет указать хотя бы на то, что. фольклор первоначально может составлять интегрирующую часть обря­да. С вырождением или падением обряда фольклор открепля­ется от него и начинает жить самостоятельной жизнью. Это только иллюстрация к общему положению. Доказательство может быть дано только путем конкретных исследований. Но обрядовое происхождение фольклора было ясно, например, уже А. Н. Веселовскому в последние годы его жизни.

Приведенное здесь отличие настолько принципиально, что оно одно уже заставляет выделить фольклор в особый вид творчества, а фольклористику - в особую науку. Историк литературы, желая изучить происхождение произведения, ищет его автора. Фольклорист при помощи широкого сравни­тельного материала устанавливает условия, создавшие сю­жет. Но данным отличием не ограничивается разница между литературой и фольклором. Они отличаются не только своим происхождением, но и формами своего существования, своего бытования.

Давно известно, что литература распространяется пись­менным путем, фольклор - устным. Эта разница до сих пор считается разницей чисто технического порядка. Между тем разница эта затрагивает самую суть дела. Она знаменует глубоко различную жизнь этих двух видов поэтического твор­чества. Литературное произведение, раз возникнув, уже не меняется. Оно функционирует при наличии двух величин:

Специфика фольклора 23

это - автор, создатель произведения, и читатель. Посредству­ющим звеном между ними является книга, рукопись или ис­полнение. Если литературное произведение неизменно, то чи­татель, наоборот, всегда меняется. Аристотеля читали древ­ние греки, арабы, гуманисты, читаем его и мы, но все читают и понимают его по-разному. Истинный читатель всегда чита­ет творчески. Литературное произведение может его радовать, восхищать или возмущать. Он часто хотел бы вмешаться в судьбу героев, наградить или наказать их, изменить их тра­гическую судьбу на счастливую, а торжествующего злодея предать казни. Но читатель, как бы глубоко он ни был взвол­нован литературным произведением, не в силах и не вправе внести в него никаких изменений в угоду своим личным вку­сам или взглядам своей эпохи.

Как в этом отношении обстоит с фольклором? Фольклор также существует при наличии двух величин, но величин, от­личных от того, что мы имеем в литературе. Это исполнитель и слушатель, непосредственно, вернее - неопосредствованно противопоставленные друг другу.

Остановим наше внимание сперва на исполнителе. Как правило, он исполняет произведение, не созданное им лично, а слышанное им раньше. В таком случае исполнитель никак не может быть сопоставлен с поэтом, читающим свое про­изведение. Но он и не рецитатор чужих произведений, не де­кламатор, в точности передающий чужое произведение. Это - специфическая для фольклора фигура, полная глубочайшего для нас интереса и требующая самого пристального истори­ческого изучения от первобытного хора до сказительницы Крюковой и других. Исполнитель не повторяет буква в букву того, что он слышал, а вносит в слышанное им свои изме­нения. Пусть эти изменения будут иногда совсем незначи­тельными (но они могут быть и очень большими), пусть из­менения, происходящие с фольклорными текстами, иной раз совершаются с медленностью геологических процессов, важен самый факт изменяемости фольклорных п р о и з- " ведений сравнительно с неизменяемостью» произведений литературных.

Если читатель литературного произведения есть как бы лишенный всяких полномочий бессильный цензор и критик, то всякий слушатель фольклора есть потенциальный будущий ^исполнитель, который в свою очередь - сознательно "или бес­сознательно-внесет в произведение новые изменения. Эти i изменения совершаются не случайно, а по известным законам. Отброшено будет все, что несозвучно эпохе, строю, новым настроениям, новым вкусам, новой идеологии. Эти новые вку-.

24 Специфика фольклора

сы скажутся не только в том, что будет отброшено, но и в том, что будет переработано и добавлено. Немалую (хотя и не решающую) роль играет личность сказителя, его индиви­дуальные вкусы, взгляды на жизнь, таланты, творческие спо­собности. Таким образом, фольклорное произведение живет в постоянном движении и изменении. Поэтому оно не может быть изучено полностью, если оно записано только один раз. Оно должно быть записано максимальное количество раз. Каждую такую запись мы называем вариантом, и эти вариан­ты представляют собою совершенно иное явление, чем, на­пример, редакции литературного произведения, созданные од­ним и тем же лицом.

Таким образом, фольклорные произведения обращаются, все время изменяясь, и это обращение и изменяемость есть один из специфических признаков фольклора.

Но в орбиту этого фольклорного обращения могут быть втянуты и литературные произведения. Рассказывается, как сказка, «Принц и нищий» Марка Твэна, поется «Парус» Лер­монтова, «Соловей» Дельвига и т. д. и т. д.

Как же мы будем квалифицировать этот случай? Что мы в данном случае имеем - фольклор или литературу? Ответ нам кажется довольно простым. Если, например, наизусть рассказывается без всяких изменений против оригинала лу­бочная книга, или житие и т. д., или точно по Пушкину поет­ся «Черная шаль» или из «Коробейников» Некрасова, то этот случай принципиально мало чем отличается от исполнения с эстрады или где бы то ни было. Но как только подобные пес­ни начинают изменяться, петься по-разному, создавать ва­рианты, они уже становятся фольклором, и процесс их изме­нения подлежит изучению фольклориста.

Явно, однако, здесь и другое. Между фольклором первого рода, часто ведущим свое существование от доисторических времен и имеющим варианты в международном масштабе, и стихотворениями поэтов, вольно исполняемыми и передавае­мыми далее со слуха, имеется существенная разница. В пер­вом случае мы имеем чистый фольклор, т. е. фольклор как по происхождению, так и по курсированию, обращению. Во вто­ром случае мы имеем фольклор литературного происхожде­ния, включающий только один из признаков его, а именно фольклор только по курсированию, но литературу по проис­хождению.

Эту разницу всегда следует иметь в виду при изучении фольклора. Песня, которую мы считаем чисто фольклорной, на поверку по происхождению может оказаться авторской, литературной. Так, такие, казалось бы, чисто фольклорные,

Специфика фольклора 25

всем известные песни, как «Дубинушка» или «Из-за острова на стрежень», принадлежат малоизвестным поэтам, одна - Трефолеву, другая - Садовникову. Таких примеров можно привести множество, и изучение этих литературно-фольклор­ных связей представляет собою одну из интереснейших задач как истории литературы, так и фольклористики. В более ши­роком аспекте это вопрос о книжных источниках фольклора вообще.

Но этот случай возвращает нас к вышезатронутому вопро­су об авторстве в фольклоре. Мы взяли только два крайних случая. Первый - фольклор, индивидуально.никем не создан­ный, возникший еще в доисторическое время в системе како­го-либо обряда или иначе и доживший в устной передаче до наших дней. Второй случай - явно индивидуальное произве­дение новейшего времени, обращающееся как фольклор. Меж­ду этими двумя крайними точками на протяжении развития как фольклора, так и литературы возможны все формы пере­хода, которые здесь невозможно ни предусмотреть, ни разо­брать. Это вопрос уже конкретного рассмотрения в каждом случае отдельно.

Для всякого современного фольклориста очевидно, что подобного рода вопросы решаются, однако, не описательно, статарно, а в их развитии. Генетическое изучение фольклора есть только часть исторического изучения его, а это приводит нас уже к другому вопросу, к вопросу о фольклоре как явлении уже не только литературного, но и исторического порядка, и о фольклористике как исторической, а не только литературоведческой дисциплине.

3. Фольклористика и этнография. В наше время все гуманитарные науки могут быть только историческими. Всякое явление мы рассматриваем в его движении, начиная от его зарождения, прослеживая его развитие, расцвет и, может быть, вырождение, падение, исчезновение. Это, однако, не означает, что мы стоим на эволюционной точке зрения. Эволюционистская наука, установив и проследив факт раз­вития, этим и ограничивается. Подлинно-историческая наука требует не только установления самого факта развития, но и его -объяснения. Поэтическое творчество есть явление надстроечного порядка. Объяснить - означает возвести явле­ние к создавшим его причинам, а причины эти лежат в об­ласти хозяйственной и социальной жизни народов.

Наука, изучающая наиболее ранние формы материальной жизни и социальной организации народов, есть этнография.. Поэтому историческая фольклористика, изучающая зарожде­ние явлений, их первое звено, опирается на этнографию. Та-

26 Специфика фольклора

кое изучение есть первое звено подлинно-исторического изуче­ния. Поэтому между фольклористикой и этнографией сущест­вует самая тесная связь. Вне этнографии не может быть материалистического изучения фольклора.

Мы в точности еще не знаем, что именно и в каком объ­еме зарождается еще в первобытном обществе. Во всяком случае сказка, эпос, обрядовая поэзия, заговоры, загадки как жанры не могут быть объяснены без привлечения этногра­фических данных. И не только жанры, но и многие мотивы (например, мотив волшебного помощника, брака с животным, тридесятого царства и т. д.) находят свое объяснение в пред­ставлениях и религиозно-магической практике на разных сту­пенях развития человеческого общества. Привлечение этно­графических материалов важно, однако, не только для гене­тического изучения в узком смысле слова, но и для изучения первоначального развития, ибо от форм материальной и со­циальной жизни зависит не только происхождение жанров, сюжетов и мотивов, но и их дальнейшая жизнь и изменяе­мость.

Осуществление этого принципа интересно и плодотворно только тогда, если оно приводится во всю ширь материала с проникновением в мельчайшие детали как фольклора, так и этнографических материалов. Недостаточно сказать, что мотив благородных животных - тотемического происхожде­ния, что «Эдда» создалась на стадии разложения родового строя и т. д. Это должно быть показано так, чтобы в этом не оставалось никаких сомнений, т. е. на очень широком кон­кретном сравнительном материале. Так, например, чтобы изу­чить женитьбу героя (а сватовство - один из самых распро­страненных мотивов мифа, сказки и эпоса), необходимо изу­чение форм брака, имевшихся на различных стадиях развития человеческого общества. Мало того: нам необходимо знание, и притом по возможности детальное знание, брачных обрядов и обычаев. Мы, например, в точности хотим и должны знать, на каких стадиях развития и у каких народов жених подвер­гается испытанию и каков характер этого испытания. Только тогда мы поймем надлежащим образом соответствующие яв­ления в фольклоре.

Однако в осуществлении этих принципов легко впасть в ошибку, полагая, будто фольклор непосредственно от­ражает социальные или бытовые, или иные отношения. Фоль­клор, в особенности на ранних ступенях своего развития,- не бытописание. Дело чрезвычайно усложняется и затрудняется тем, что действительность передается не прямо, а сквозь призму известного мышления, и это мышление настолько от-

Специфика фольклора 27

лично от нашего, что многие явления фольклора бывает очень трудно сопоставить с чем бы то ни было. В системе этого мышления еще не существует причинно-следственных связей, здесь господствуют иные формы связи, а какие - мы часто еще не знаем. Нет еще обобщений, нет абстракций, понятий, процессу обобщения здесь соответствуют какие-то иные, еще мало исследованные операции мышления. Пространство и время воспринимаются иначе, чем воспринимаем их мы. Кате­гории единства и множества, качества субъекта и объекта (отождествление себя с животными) играют совсем иную роль, чем они играют у нас, в нашем мышлении. За реальное признается то, что мы никогда не признаем за реальное, и наоборот. Первобытный человек видит мир вещей иначе, чем мы, и на разных ступенях развития видит его по-разному. Поэтому мы иногда тщетно за фольклорной реальностью бу­дем искать реальность бытовую.

В фольклоре поступают так, а не иначе, не потому, что так было в действительности, а потому, что это так представ­лялось по законам первобытного мышления. А следовательно, это мышление и вся система первобытного мировоззрения должны быть изучены. Иначе ни композиция, ни сюжеты, ни отдельные мотивы не смогут быть поняты, или мы рискуем впасть либо в своего рода наивный реализм, либо будем вос­принимать явления фольклора как гротеск, экзотику, вольную игру необузданной фантазии.

Здесь нет необходимости говорить о том, что одним из проявлений этого мышления являются и религиозные пред­ставления, которые имеют с фольклором самую тесную связь.

Здесь важны не только религиозные л р едет а в л ен и я, мыслительные образы, но важна религиозно-магическая практика, вся совокупность обрядовых и иных действий, которыми первобытный человек думает воздействовать на природу и защитить себя от нее. Фольклор здесь сам окажет-" ся входящим в систему религиозно-обрядовйй практики.

Из всего сказанного, между прочим, видно, что тексту­альное изучение фольклора, т. е. изучение только текстов, взятых вне связи с хозяйственной, общественной и идеологи­ческой жизнью народов,- порочный прием. Между тем на Западе большей частью издаются сборники только текстов; научный аппарат подобных сборников состоит из указателей мотивов, сюжетов, иногда - вариантов к ним, но без всяких данных о народе, у которого он собран, о формах бытования и функции фольклора, о конкретных условиях исполнения и записи. Всех приведенных соображений достаточно, чтобы увидеть, насколько тесна связь между фольклором и этно-

28 Специфика фольклора

графией. Этнография для нас особенно важна при изучении генезиса фольклорных явлений. Здесь этнография составляет базу изучения фольклора, и без этой базы изучение фоль­клора виснет в воздухе.

4. Фольклористика как дисциплина исто­рическая. Совершенно очевидно, однако, что изучение фольклора не может ограничиться генетическими изыскания­ми и что далеко не все в фольклоре восходит к первобытности или объясняется ею. Новообразования имеют место на про­тяжении всего исторического развития народов. Фольклор есть явление исторического порядка, и фольклористика есть историческая дисциплина. Этнографическое изучение есть как бы первая ступень такого исторического изучения.

Задача исторического изучения состоит в том, чтобы по­казать, во-первых, что в новых исторических условиях проис­ходит со старым фольклором, и, во-вторых, изучить появление новых образований.

Здесь, конечно, невозможно установить все процессы, со­вершающиеся в фольклоре при переходе на новые формы об­щественного строя или даже при развитии внутри данного строя. Процессы эти всюду совершаются с удивительной оди­наковостью. Один из них состоит в том, что унаследованный фольклор вступает в противоречие со старым, создавшим его общественным строем, отрицает его. Он отрицает его, конеч­но, не непосредственно, а отрицает созданные им образы, обращая их в противоположность или придавая им обратную, осуждающую, отрицательную окраску. Некогда святое пре­вращается во враждебное, великое - во вредное, злое или в чудовищное. Но вместе с тем старое иногда при этом со­храняется без всяких особых изменений, мирно уживаясь с Новыми образами и отношениями. Так фольклор вступает в противоречие с самим собой, и таких противоречий в фольк­лоре всегда очень много. Таким образом фольклорные об­разования создаются не как непосредственное отражение быта (это сравнительно более редкий случай), а из проти­воречий, из столкновений двух эпох или двух укладов и их идеологии.

Но старое и новое могут находиться не только в состоянии неслаженных противоречий, но вступить в гибридные соеди­нения. Такими гибридными соединениями наполнены и фольк­лор,и религиозные представления. Дракон, змей есть соеди­нение из червя, птицы и других животных. Марр показал, как с приручением коня на него переходит культовая роль птицы. Конь становится крылатым. Отсюда становятся понятными и летучие корабли, и крылатые колесницы, и т. д. Изучение

Специфика фольклора 29

культовой роли огня покажет, почему конь вступает в соеди­нение с огнем, становясь огненным конем, и как создается представление об огненной колеснице и т. д. Такие гибридные, соединения возможны не только в области зрительных обра­зов, они глубоко скрыты в области самых разнообразных представлений и отношений. Путем переноса нового на старое могут создаваться целые сюжеты. Так можно показать, что сюжет о герое, убивающем своего отца и вступающем в брак с матерью, т. е. сюжет «Эдипа», создался в результате пере­носа враждебных отношений к жениху дочери, зятю-наслед­нику, на наследника-сына, а роли дочери царя, как передат­чицы престола через брак, на вдову царя. Такое образование не случайно и не единично, оно в природе фольклора.

Наконец, старое просто переосмысляется, причем видов переосмысления чрезвычайно много. Переосмысление состоит в изменении старого соответственно новой жизни, новым пред­ставлениям, новым формам сознания. Строго говоря, превра­щение в свою противоположность есть только один из видов переосмысления. Изучение переосмыслений - не всегда лег­кая задача, так как изменения могут доходить до неузнавае­мости, и раскрытие первоначальных форм возможно бывает только при наличии очень большого сравнительного мате­риала по разным народам и ступеням их развития.

Такое изучение мы называем стадиальным изучением. Рас­полагая материал по стадиям развития народов, понимая под «стадией» степень культуры, определяемую по совокупности признаков материальной, социальной и духовной культуры, мы должны будем получить «историческую поэтику» в под­линном смысле этого слова, ту историческую поэтику, фун­дамент которой заложен Веселовским.

Путь, указываемый здесь, есть исторический путь, веду­щий изучение снизу вверх, от старого к новому. Надо ска­зать, что- этнография и история нам пока еще недостаточно помогают в этом отношении. У нас нет четкой периодизации стадий развития. Схема Моргана, подкрепленная Энгельсом, никем до сих пор не разработана на широком материале, не развита, не доведена до конца.

Наряду с таким изучением снизу вверх, в нашей науке принят обратный путь сверху вниз, т. е. реконструкция ранних «мифологических» основ путем анализа поздних материалов. Такое палеонтологическое изучение, показанное Марром для языка, принципиально правильно и вполне возможно и для фольклора. Но путь этот более рискован и труден. Необходим и неизбежен он там, где для ранних стадий нет непосредст­венно никаких материалов. Может оказаться, что фольклор

30 Специфика фольклора

для некоторых народов окажется драгоценным историческим источником, по которому этнограф реконструирует и социаль­ный строй и представления народа. Фольклор, требующий ис­торического изучения, может таким образом сам оказаться драгоценным историко-этнографическим источником.

Очерченный здесь путь изучения представляет собою за­воевание нашей науки. На Западе до сих пор господствует принцип не стадиального, а простого хронологического изуче­ния. Античный материал будет там всегда считаться древнее материала, записанного в наши дни. Между тем, с точки зрения стадиальной, античный материал может отражать сравнительно позднюю стадию земледельческого государства, а современный текст - гораздо более ранние тотемические | отношения.

Очевидно, .что каждая стадия должна иметь свой общест­венный строй, свою идеологию, свое художественное творчест­во. Но дело в том, что фольклор, равно как и другие явления духовной культуры, не сразу регистрирует происшедшую пе­ремену и надолго в новых условиях сохраняет старые формы. Так как всякий народ всегда проходит несколько стадий свое­го развития, и все они находят свое отражение в фольклоре, оседают в нем, фольклор всякого народа всегда полистадиа­лен, и это одно из характерных для него явлений. Задача науки состоит в том, чтобы этот сложный конгломерат рас­слоить, а тем самым его распознать и объяснить.

Процесс переработки старого в новое есть основной твор­ческий процесс в фольклоре, прослеживаемый вплоть до на­ших дней. Говорить так-отнюдь не означает принижать творческое начало в фольклоре. Понятие «творчества» вовсе не означает создание абсолютно нового. Новое закономерно вырастает из старого. Фольклор творчески активен по самой своей природе и сущности, но творчество осуществляется на основе каких-то законов, а не произвольно, и задача науки и состоит в выяснении этих законов.

Что происходит у народов, фольклор которых записан в наше время, у народов самых разнообразных стадий разви­тия и живущих в самых различных условиях природы, мы знаем. Но есть стадии, которые сейчас не представлены ника­кими живыми народами, стадии, безвозвратно отошедшие в прошлое, и о фольклоре которых мы поэтому непосредственно ничего не знаем. Это - стадия раннего рабовладельческого земледельческого государства, разного типа и разных природ­ных и исторических условий, каковыми в древности были во­сточные государства, Египет, Греция, Рим. Фольклорист, ис­торически изучающий любой материал, будь ли то жанр, сю-

Специфика фольклора 31

жет, мотив или что-либо другое, здесь видит себя охваченным туманностью, ибо очевидно, что фольклора в те времена ни­кто не записывал. Это ощущается тем более болезненно, что эта стадия впервые дает право говорить об образовании классов; это - стадия развития земледелия и земледельче­ских культов, стадия формирования нового сознания. Очевид­но, что и с фольклором должны были происходить глубокие изменения, о которых непосредственно мы ничего не знаем.

Однако,там, где нет прямых источников, есть источники косвенные, которые до некоторой степени и иногда пока еще гипотетически позволяют заполнить эту лакуну. Когда со­циальная дифференциация приводит к образованию классов, творчество точно так же дифференцируется. С возникновени­ем письма у господствующих классов возникает новое обра­зование, а именно (письменность, художественная литература, т. е. фиксация слова через его запись. Мы знаем теперь, что эта ранняя, первая литература сплошь или почти сплошь есть фольклор. Начало литературы есть занесенный на письмена фольклор, "а следовательно, положение для исследователя уже не безнадежное. Это значит, что изучение древних литератур, как египетской «Книги мертвых», мифа о Гильгамеше, мифов древней Греции, античной трагедии и комедии и т. д. для фольклориста обязательно. Правда, это не просто фольклор, а фольклор в отражениях и преломлениях. Если мы сумели внести поправку на жреческую идеологию, на новое государ­ственное и классовое сознание, на специфичность новых ли­тературных форм, вырабатываемых и создаваемых этим со­знанием, мы сумеем увидеть за этой пестрой картиной ее фольклорную основу.

Здесь фольклорист и литературовед встретятся в своих устремлениях. То, что происходит с фольклором и литерату­рой на этой стадии развития, полно величайшего значения для понимания истории духовной культуры вообще. Фоль­клор- это лоно литературы, она рождается из фольклора. Фольклор представляет собою доисторию литературы. Вся литература народов данной стадии может и должна изучаться на базе фольклора. Таким образом процесс передачи в ос­новном идет снизу вверх; он прослеживается и на феодализ­ме во всех его разновидностях, он ясен в фольклоре и лите­ратуре монгольских народов, он становится ясным и для европейского средневековья. Уже в иных формах мы видим ис­пользование фольклорных источников в литературе конца XVIII и всего XIX в., есть оно и в наши дни. В данной статье нет необходимости показывать это на примерах, это - дело специальных разысканий.

32 Специфика фольклора

Процесс этот закономерен и исторически обусловлен. Поэтому всякие попытки утверждать обратное явление, изо­бражать фольклор как «опустившееся культурное достояние» (т. е. опустившееся от социальных верхов) - не научны. Та­кие утверждения обычно основываются на том, что в народе поются песни, созданные в господствующем слое. Действи­тельно, такие песни поются. Но возводить это частное явление в общий принцип есть глубочайшая ошибка, свойственная чуждым и враждебным нам системам мировоззрения.

Литература, родившаяся из фольклора, скоро покидает вскормившую ее мать. Литература есть продукт иной формы сознания, которое условно можно назвать индивидуаль­ным сознанием. Это не значит, что она осуществляется через индивид, оторванный от среды; это, наоборот, означает, что индивид представляет эту среду и свой народ, но представляет его в своем индивидуальном, неповторяемом личном творчестве.

С другой стороны, в социальных низах продолжается творчество на старых основаниях, иногда во взаимоотношени­ях с творчеством господствующего класса. Оно передается из уст в уста, и специфические его признаки мы уже привели выше. Здесь только нужно добавить, что оно (у нас - вплоть до Октябрьской революции, а на Западе - по сегодняшний день) определяется иными формами сознания, чем творчество высших классов. Если старая наука называла это творчество «бессознательным» или «безличным», то термины эти могут быть не очень точны и не исчерпывают сути дела, но они отражают какую-то мысль, которая сама по себе верна. До­статочно сказать, что Маркс даже греческую мифологию ха­рактеризовал как «природу и общественные " формы, уже получившие бессознательную художественную обра­ботку в народной фантазии» (разрядка наша). Если Маркс не боится этого слова, то и нам незачем его избегать. Наше дело развить и уточнить, что под этим кроется, но обойти этой проблемы специфики народного творчества, как акта еще мало изученных форм сознания, нам нельзя.

Как всякое подлинное искусство, фольклор обладает не только художественным совершенством, но и глубоким идей­ным содержанием. Раскрытие этого идейного содержания - одна из задач фольклористики. Старая наука в лице Буслае­ва и его последователей опять была права, когда видела в нем выражение нравственных устоев народа, хотя, может быть, видела эти устои и идеалы не там, где сейчас видим их мы. Идейно-эмоциойальное содержание русского фольклора вкратце может быть сведено не к понятию добра, а к катего-

Специфика фольклора

рии силы духа. Это та самая сила духа, которая приводит наш народ к победе. Изучение русского фольклора показы­вает, что русское народное творчество в сильнейшей степени насыщено историческим с а мо с оз н а н и е м. Это вид­но и на героическом эпосе, и на исторических песнях, позднее на песнях времен гражданской и Отечественной войн. Народ с такой интенсивностью исторического сознания и с таким пониманием своих исторических задач никогда не может быть побежден.

Нет единого понимания термина «исторические песни». Этим термином объединяются произведения многих песенных жанров, которые содержат в себе исторические реалии. В более узком понимании исторической песней называют эпические и частью лирико-эпические произведения, посвященные изображению исторических событий и эпизодов из жизни исторических лиц. И.П. – продолжение и развитие эпического творчества народа, получившего воплощение в былинах в эпоху зарождения феодализма и его ранних стадий. И.П. – эпические или лирико-эпические произведения эпохи развитого Русского феодального гос-ва., содержанием которых являются события или эпизоды из жизни исторических лиц, в результате деятельности которых заинтересованы носители песни, в ряде случаев считающие себя причастными к изображаемому.

Основные циклы исторических песен.

И.П. Делились на 1 – былины и баллады о борьбе с татарами (антитатарская поэзия). Во второй половине 16 в. складываются циклы песен вокруг главного деятеля, выдвинутого Россией того времени, - Ивана Грозного, и главного героя, выдвинутого народными массами, - Ермака. Во второй половине 17 в. (восстание под руководством Степана Разина), тема социального протеста, которая была лишь сопутствующей в песнях начала 17 в., в песнях разинского цикла стала основной и получила самостоятельное худ. решение. Далее следовал пугачёвский цикл, который, по сути, повторял разинский. Последний крупный цикл исторических песен возник в связи с Отечественной войной 1812 г.

В.25. премии. Парими?я или пареми?я - в богослужебной практике православной церкви - чтение из книг Священного Писания. Паримии содержат в себе пророчества о празднуемом событии или хвалу святому, память которого совершается.


Чаще всего тексты для паримий берутся из Ветхого Завета, однако в дни памяти апостолов тексты паримий берутся из Нового Завета. Чаще всего паримии читаются за праздничной вечерней, после вечернего входа. Однако, в седмичные дни Великого Поста паримии читаются также и за 6-м часом. Помимо этого, паримии читаются в Великий четверг за 1-м часом и на утрене Великой Субботы.
Паримии на неподвижные праздники содержатся в Минее, а на подвижные праздники - в Триоди.

Паремиология (греч. paroimia - пословица и logos - слово, учение), раздел филологии, изучающий паремии - пословицы, поговорки, изречения.

по содержанию своему имеющие отношение к смыслу праздника: они содержат в себе или пророчества о празднуемом событии, или объяснение смысла праздника, или похвалу празднуемому святому. Число П. в различные праздники неодинаково: большей частью их три, на Благовещение - 5, накануне Рождества Христова - 8, в навечерние праздника Богоявления - 13, в великую субботу - 15, и т. д. Подробные указания содержатся в "Церковном Уставе".

23. Частушки.

Ч. – новый жанр русского народного поэтического творчества. Их возникновение относится ко второй половине 19 века. Ч. – малый жанр народной лирики, обычно четырёхстрочные или двустрочные песенки, являющиеся живим откликом на явления жизни, с ясной положительной или отрицательной оценкой, при которой важную роль играют шутка и ирония: частушки выражают непосредственную реакцию их авторов и исполнителей на изображаемое в них. Причинами, вызвавшими к жизни миниатюрную форму народной лирики – частушки, были: значительная ломка жизни, быстрая смена её явлений, что вызвало необходимость быстро выражать отношение к ним и определило многотемность частушек. Ч. возникли в крестьянской среде. Ч. возникла на общефольклорной основе и восходит ко многим жанрам, как бы объединяя их особенности. С некоторыми жанрами она в то же время связана особенно тесно. Процесс рождения Ч., связан с трансформацией традиционной лирической песни и её сокращением в новых условиях. К жанровым особенностям частушек относятся их предельная краткость и экономность выражения и передачи жизненного содержания, сюжетных ситуаций и переживаний героев. Ч. имеет несколько структурных типов. Основные из них: -дву; -четверо; -шестистишия. Кроме этого можно выделить ещё два типа: Ч. без припева и Ч. с припевом. двустишья чаще всего представляют собой любовные частушки (Я страдала, страдать буду, Кого люблю – не забуду). четверостишия – самая распространённая форма Ч. В ней выражаются все основные формы и ситуации (Говорят, что не бела. Что же делать, дорогой? Девки красятся и белятся, Я моюся водой.). шестистишия – редкая форма; она, очевидно, более старая и более связана с традиционной песней (Утром рано-раненько Будила меня маменька: - Вставай, доченька, вставай, - Работушка поспевши. Не хотелось мне вставать, С милым посидевши.). Все эти три формы обычно не имеют припева. Однако, есть частушки, в которых припев выполняет важную выразительную роль; он вместе с тем может связывать частушки в целые спевы.

26. Детский фольклор.

Д.Ф, - произведения, созданные детьми и бытующие у них. Но много произведений придумывают и исполняют взрослые для детей (колыбельные, сказки, потешки, скороговорки). Одна из закономерностей – желательный элемент в детской сказке – герой-сверсник. Выделяются общенародные жанры. (пословицы, поговорки, загадки). Это жанр и для детей и для взрослых. Но внутри самого этого жанра всё-таки будет существовать возрастное деление. Ещё Виноградов заметил, что в обрядах, обрядовых комплексах, есть действия, доверяемые детям. Например: сороки, веснянки. Или, например, петь христословия – прерогатива детская. Со временем, колядование и христословие слились воедино. Сейчас, они исчезли почти совсем. Но есть жанры, живущие почти вечно – садистские стишки, страшилки.

Рекомендуем
Методы и принципы воспитания семьи Никитиных
Презентации для начальной школы
Распад суперконтинента пангея
Руда содержащая медь. Способы добычи меди. Красноуральское предприятие «Святогор»: характеристика