Где мечтал работать пляжным фотографом илья ильф. Илья Ильф: жизнь и трагическая судьба создателя «12 стульев
ЧТО мы знаем об Илье Ильфе кроме того, что он - один из авторов бессмертного романа «Двенадцать стульев»? Да, в сущности, ничего. Даже о том, что настоящая фамилия писателя - Файнзильберг, известно единицам. А уж про его романтическую историю любви и вовсе не знает, пожалуй, никто.
ДОЧЬ
ДАЖЕ дочь писателя Александра Ильинична о переписке родителей, ставшей предвестием их романа, а затем и семьи, узнала совершенно случайно. Пачку писем, перевязанных тесемкой, она обнаружила только после смерти матери.
И Булгаков день ото дня напоминал узника совести без права переписываться. Дневник Елены Булгаковой был документом другого рода, где она записывала все слова, размышления и действия близкого человека. Маргарет взяла на себя роль Экермана, который стал комментатором жизни Гете. О любви Мастера к Маргарите рассказывается в великом романе. Это была самая ясная жизнь, которую можно выбрать, самой счастливой. Я не была более счастливой женщиной. Исследователи долгое время искали объяснения того, что привлекло внимание Сталина к Булгакову.
Новость была зловещей: внезапная смерть Орджоникидзе в Париже умерла Замятин, близкий друг Булгакова; смерть Илья Ильфа, шариков начали уничтожать швондера «Мы абсолютно одни» пишет в своем журнале Елена Сергеевна «Наша ситуация ужасна». Этот страх, и в то же время нерушимое желание жить и любить, отразился в строках его дневника. Но центр нот - это он, Учитель. Вот некоторые из дневников.
«Что меня потрясло в письмах? Не могу сказать на словах, одни ощущения, - говорит Александра Ильф. - Папа был необыкновенный человек, цельный, чистый… Не знаю, как сказать…
Маруся первая призналась в любви к Ильфу
Мы с мамой немного говорили об отце. Может, ей непросто было об этом вспоминать. Да и я не спрашивала, мне было интереснее куда-нибудь уйти гулять, чем сидеть рядом с мамой, которая заставляла меня делать уроки. Только с возрастом я поняла, какие люди бывали у нас дома и как о многом я могла бы их порасспрашивать.
Страх космоса, одиночества. Подумайте, было бы хорошо пройти гипноз. Ее привезла Ленинград Пильняк в свою машину. Он рассказал нам о горькой судьбе Мандельштама. Это было то, что мне сказали в театре. Яншин прокомментировал, что спектакль прошел очень хорошо, и генеральный секретарь много аплодировал в конце шоу.
В небольшом оперном театре на Леонтьевском. Станиславский взял рукав костюма Булгакову и сказал ему: «Ты, должно быть, апапачарло». Очевидно, они уже сообщили ему, что Булгаков злится на его анализ актеров. Сразу же кусок был запрещен. Мы сделали пугало с лысой головой, которая представляла болезнь Миши, и Сериожа по жребию застрелил его.
Дома у нас не было культа отца. Но мама замуж потом не вышла. Они очень любили друг друга, беспокоились друг за друга. Отец писал ей из Америки: «Мы с тобой одинаковые трусы - так боимся друг за друга». Кстати, когда папа пишет о любви, он предстает таким наивным юношей, а в репортажах из командировок это совсем другой человек».
«Чего хочет женщина, чего хочет Бог». Его бог был Учителем. Перевод Хорхе Бустаманте Гарсиа. Редакторы иллюстрированного буклета В авантюрной причине не хватало литературных произведений, которые могли бы «заклепить» внимание подросткового читателя. Окончательно было решено заказать роман в нескольких эпизодах.
Вы понимаете, пытаясь заставить его понять редактора, он должен быть интересным, новым, полным интересных приключений. Короче говоря, это должен быть советский Робинзон Крузо. И действительно, роман был готов к ожидаемой дате. Молдаванцев не зашел слишком далеко от оригинала.
ИСТОКИ
НАСТОЯЩЕЕ имя знаменитого писателя - Иехиель-Лейб Файнзильберг. Псевдоним Ильф (образованный от первых букв имени и фамилии) он взял задолго до того, как начал писать прославившие его «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок». Точно так же поступили и старшие братья будущего писателя. Один, ставший художником, стал Сандро Фазини, а второй, избравший ту же профессию, звался Ми-фа или МАФ. Родовую фамилию оставил себе лишь младший брат.
Советский молодой человек был разрушен. Поток осаждает его на пустынном острове. Он окружен опасностями: звери, лианы, сезон дождей, который начнется. Но Советский Робинсон, полный энергии, преодолел все, казалось бы, непреодолимые препятствия, а три года спустя советская экспедиция нашла его в полной полноте своих сил, победив природу, построив небольшой дом, окруженный зеленым поясом огородов, создал кроличью ферму, завязал крестьянскую блузку с хвостами обезьян и научил попугай просыпаться каждое утро, крича Внимание!
Мы начинаем утреннюю гимнастику. А о кроликах это просто красиво. Борьба человека с природой, молдаванцев объявил своим обычным лаконизмом. Но мы не чувствуем советскую общественную организацию. ГДЕ комитет компании? Роль союза? И где будет комитет компании? Согласны ли вы с тем, что компания покинута?
Поначалу отец семейства Арья Беньяминович Файнзильберг хотел, чтобы сыновья получили серьезное образование и стали бухгалтерами. Старший, Александр, выполняя волю отца, поступил в коммерческое училище и стал… художником. Второй, Михаил, тоже был определен в коммерческое и тоже стал… художником.
Но мне нужен комитет компании. Как советский элемент. Молдаванцев бросил взгляд в сторону редактора и пошатнулся, и в нем была такая весна, что была такая пустота, такая мрачность марта, он решил принять компромисс. Это правда, вы правы, - сказал он, поднимая палец. - Конечно, им нужно два: Робинсон и председатель комитета компании.
А также два перманента, - холодно добавил главный редактор. - Два перманента, и, допустим, один активист, чтобы собрать взносы. Почему еще сокровище? От кого он будет собирать взносы? Президент рабочего совета может очень хорошо собирать вклады Робинсона.
Наконец, чтобы не искушать более судьбу, среднего было решено отдать в ремесленное училище, которое Ильф благополучно закончил и, к огромной радости родителя, начал карьеру чертежника. Поработав затем токарем, статистиком и телефонным монтером, Ильф был призван в армию. Летом 1919 года из-за наступления деникинцев под ружье поставили даже негодных к строевой службе.
По этому поводу вы ошибаетесь, товарищ Молдаванцев. Это абсолютно неприемлемо. Председатель делового комитета не должен разбрасываться и бежать вправо и влево, чтобы собирать взносы. Он должен заботиться о серьезной работе, о лидерстве. Тогда мы можем добавить сокровище, сказал Молдаванцев подал в отставку. Она выйдет замуж за президента рабочего совета или этого же Робинсона, и будет даже веселым читать.
Не вливайся на бульвар, в нездоровый эротизм. Ей нужно только очень аккуратно собирать свои вклады и держать их в безопасности. Позвольте, сейф немыслим на необитаемом острове! Топор, ружье, компас, бочка рома и бутылка антискрибитной жидкости торжественно перечисляет писателя.
Через несколько лет в письме к любимой девушке Ильф так будет вспоминать это время: «Я знал страх смерти, но молчал, боялся молча и не просил помощи. Я помню себя лежащим в пшенице. Солнце палило в затылок, голову нельзя было повернуть, чтобы не увидеть того, чего так боишься. Мне было очень страшно, я узнал страх смерти, и мне стало страшно жить».
Прекрати ром, - сказал редактор. А потом также: что это за бутылка антисклеротической жидкости? Вместо этого положите в него бутылку чернил! Ты хочешь этого, это безопасно! Мы можем сохранить союзные сборы в багажнике баобаба! И председатель комитета компании? И контрольный совет магазина?
Она также избежала утопления? - страшно спросил Молдаванцев. Возможно, - вероломно спросил автор, - наводнение также отклонило таблицу встреч? Вы должны дать людям правильные условия труда! Ну, скажем, графин с водой, колокольчик, скатерть. Огромные слои рабочих. Поток не может отвергнуть массы, - сказал Молдаванцев. Это сделать цыпленок смеяться!
Как это часто бывает, благодаря трудностям (в данном случае Деникину) жизнь Ильфа кардинально изменилась - он начал пробовать свои силы в журналистике. После того как белый генерал был разгромлен, в Одессе организовали местное отделение Российского телеграфного агентства, знаменитого РОСТА, в котором и начал трудиться Ильф.
Кстати, редактор говорит, что небольшое количество здорового, восторженного, оптимистического смеха не может повредить. Поток не может этого сделать. Почему наводнение? - неожиданно спросил редактор. Кто сказал, что она пуста? Похоже, вы пытаетесь меня смутить. Есть остров, маленький будет еще лучше. Мы работаем в профсоюзах, иногда мы недостаточно делаем. Активист выявляет ряд аномалий функционирования, если только в процессе сбора взносов. Большие слои помогают ей, как раскаявшийся президент. В конце концов, можно показать сборку Это будет очень эффектно, особенно с художественной точки зрения.
Затем в жизни писателя появится Опродкомгуб (проще говоря, продовольственная комиссия), в котором он, к огромной радости отца, прослужит какое-то время бухгалтером. Его сослуживцами станут Берлага, Кукушкиндт, Лапидус и Пружанские, фамилиями которых позже обзаведутся сотрудники «Геркулеса» из «Золотого теленка».
Но любовь к печатному слову уже «отравила» одесского юношу. И он вступает в «Коллектив Поэтов». Кстати, именно в этом клубе, расположенном на улице Петра Великого, он познакомился с неким Митей Ширмахером, великим ловкачом и комбинатором, о котором через несколько лет узнает вся страна. Именно Митя, по мнению некоторых друзей Ильфа, станет прообразом Остапа Бендера.
Как насчет Робинсона? - пробормотал Молдаванцев. Вы хорошо напомнили мне. Это глупый скулящий парень без всякого оправдания. Кстати, у вас в начале романа лодка, которая тонет. Знаешь, нам не нужно кораблекрушение. Оставшись один, редактор радостно засмеялся.
Наконец, у меня будет настоящий роман о приключениях, и это будет более художественным. Эти двое не теряют времени и спешат разгадать тонкости американской жизни и психологии. Аккредитованные в качестве корреспондентов «Правды», для Ильфа и Петрова все двери в Соединенных Штатах открыты.
Членами клуба кроме Ильфа и его брата Михаила были Юрий Олеша , Эдуард Багрицкий , Аделина Адалис , Дмитрий Ширмахер. По воспоминанию Нины Гернет, «худой, высокий Ильф обыкновенно садился на низкий подоконник, за спинами всех. Медленно, отчетливо произносил он странные, ни на кого не похожие стихи:
На протяжении десятилетий литературная литература Ильфа и Петрова остается единственным окном, доступным советскому читателю современной Америки. Хотя с самого начала они поняли, что «Нью-Йорк - это не Америка», они проводят здесь три недели - самое продолжительное пребывание в рейсе.
Удивительно, сколько вещей осталось прежним: технически изменилось, но дух города тот же. Или отсутствие американцев, интересующихся внешним миром? Ильф и Петров ошеломлены тем, что никто в Соединенных Штатах не спрашивает их, откуда они, почему они здесь, что они намереваются делать, пока они сами сгорают из любопытства - характерная славянская черта.
…Комнату моей жизни
Я оклеил воспоминаниями о ней…»
От остальных поэтов Ильф отличался не только стихами, но и манерой одеваться. Валентин Катаев вспоминал, что «даже самая обыкновенная рыночная кепка приобретала на его голове парижский вид…» При этом жизнь будущего автора «Золотого теленка» была совсем не парижской. В письмах любимой он признается: «Я знал голод. Очень унизительный - мне всегда хотелось есть. Мне всегда очень хотелось кушать. И я ел хлеб, утыканный соломой, и отчаянно хотел еще. Но я притворялся, что мне хорошо, что я сыт. По своей природе я, как видно, замкнут и отчаянно уверял, что я не голоден, в то время как ясно было заметно противоположное».
Как только он прибыл в Нью-Йорк, Евгений Петров, тяжелее из двух, начал брать уроки английского языка и организовывать встречи. Илья Ильф сжимается в углу и спокойно записывает свои заметки. Но в таком городе, как Нью-Йорк, можно ли сокращаться? Мне недавно повезло встретиться с дочерью Илфы Александрой Ильф. Она рассказала мне, как ее отец каждый день посылал матери письмо или письмо в Соединенных Штатах. И каждое письмо и открытка были получены в Москве через две недели. Как хранитель литературного наследия двух, Александра дает ей визитную карточку, в которой говорится: «Александра Ильф, дочь Ильфа и Петрова».
ВСТРЕЧА
ОДНАЖДЫ на традиционные среды, во время которых в клубе поэтов собирались все желающие, придут две подруги - Тая Лишина и Лина Орлова, с которыми у Ильфа завяжется если и не роман, то бурная переписка. Ильф в это время остается в Одессе практически один - мать только что умерла, отец болен, старший брат эмигрировал, средний - уехал в Петроград. Тая и Лина станут для него «поддерживающими и отвлекающими» подругами.
Эти два автора в основном запомнились как создатели бессмертного Остапа Бендера, а «Одноэтажная Америка» - их последний крупный совместный проект. Сталину нравились «12 стульев» и «Золотой чертополох», но он был недоволен «одноэтажной Америкой», сказала Александра, потому что он ожидал, что Ильф и Петров станут более критическими. И они просто пытались смотреть на Соединенные Штаты с открытыми глазами.
В книге есть пропагандистские элементы, но они, естественно, вплетены в повествование и не раздражают. Авторы сравнивают, например, безвкусную американскую пищу с едой, которая в социалистическом обществе должна быть вкусной и радоваться людям, как утверждалось в одной из его знаменитых речей и т.д. или они указывают на присутствие портретов Сталина, Молотова и Кагановича в гостевой комнате во время посещения русской колонии-эмигранта в Сан-Франциско.
«…Милосердие, мой друг, единственно лишь Ваше милосердие еще может спасти меня, - напишет он уехавшей в столицу Лине Орловой. - Я ожидаю от Вас письменного разрешения моих грехов до той благословенной поры, когда и мне будет надлежать Москва… Живите возвышенно и не ешьте дурного хлеба. Его с большим удовольствием можно заменить шоколадом».
Имя Генерального консула СССР в Нью-Йорке в то время Жан Аренс упоминается в первом издании книги, но не во втором. Ностальгия провоцирует одного из замечательных руководителей «Одноэтажной Америки» с описанием дня после первой ночи, проведенной Илфом и Петровым в Нью-Йорке. Эти два смотрят на любопытство Манхэттена на 27-м этаже отеля и узнают, как бездействует солнечное утро бездействует. Отель расположен напротив знаменитого бульвара Вальдорф-Астория.
Ильф и Петров впечатлены обилием продуктов питания в Соединенных Штатах, но в то же время они в восторге от вкуса американской кухни. Ильф приносит камеру «Лайка» и снимает более тысячи кадров во время своего пребывания в Соединенных Штатах. Александра держит пятьдесят оригинальных фотографий того времени - сильно пожелтела или согнута, но это лучшее из поездки. Также сохранился прочный американский кожаный чемодан, который можно использовать сегодня. Существует также японское кимоно, которое ее отец купил в качестве подарка для своей матери в Сан-Франциско.
В другом письме Лине Орловой уже ясно угадывается юмор будущего автора «Двенадцати стульев»: «Здесь холодно, и меня мучает воспоминание о ваших теплых коленях. Я один в комнате, где могли бы быть и Вы. Я грустен, как лошадь, которая по ошибке съела грамм кокаина…»
Но скоро, совсем скоро грусть Ильфа исчезнет. Потому что в его жизни появится та, которую он полюбит больше всех на свете - Маруся Тарасенко.
Фактически, говорит она, ее отец очень мало привез из Соединенных Штатов, так как они оба останавливались в Париже на неделю. Там жил брат Лофа, и он уже купил все, что его жены заказали из Москвы. Прежде чем отправиться в Европу, они организуют отправку брода в СССР. Он прибывает с грузовым судном через несколько месяцев. Первоначально двое, а после смерти Ильфа только Петров использовал его для перевозки в Москве с водителем.
Когда началась война, все частные машины были конфискованы и отправлены на фронт, Александра не знала о судьбе Форда. Как корреспонденты «Правды», они пишут обширные отчеты во время путешествия, которые печатаются без порезов и цензуры, говорит Александра, но, к сожалению, без фотографий. Популярный журнал «Огонис» выпускает 11 специальных серий фотографий Ильфа с короткими текстами под названием «Американские фотографии». Знаменитый советский фотограф Александр Родченко написал о них эссе. Он определяет фотографии Ильфа как хороший любительский опыт, но он чувствует, что ему это не нравится.
Одна из первых одесских красавиц появилась на свет в семье пекаря, где кроме нее росло еще трое детей. Родители «держали девочку за принцессу». Больше всего в жизни ее интересовало искусство, и после женской гимназии Маруся поступила в 3-ю Пролетарскую художественную студию. Впрочем, судя по письмам, Маруся тоже была не лишена литературного дара. Правда, первые свои письма она адресует старшему брату Ильфа - Михаилу, который был одним из преподавателей ее студии. С ним же она делится своими мыслями об Илье, который был частым гостем художественной студии. «Вот сегодня был Иля. Знаю только наверное, что не люблю его. Ничего не понимаю. Не знаю, любит ли он еще меня. Кажется, любит…»
«Мама поначалу была влюблена в брата Ильфа, - рассказывает Александра Ильф. - Он был ее преподавателем, в общем, произошла традиционная история. Но в результате именно мама первая призналась в любви к отцу. Хотя порою писала ему довольно обидные вещи. Все юные девушки склонны к тому, чтобы придумывать и изобретать».
После первой же встречи, о которой Ильф будет постоянно вспоминать, Маруся стала главным человеком в его жизни. А он, пусть и не сразу, занял такое же место в ее сердце. Свидетельство тому - почти полторы сотни писем, которыми в 1923- 1927 гг. обменивались молодые люди. Они переписываются, даже находясь в одном городе, в Одессе.
Ильф так объясняет: «Мне незачем писать тебе, раз мы можем видеться каждый день, но до утра далеко, и вот я пишу. Мне кажется, что любил тебя еще тогда, когда зимой, под ветер, разлетевшийся по скользкому снегу, случайно встречался с тобой. Мой мальчик, если с головой завернуться в одеяло и прижаться в угол, можно ощутить твое дуновение, теплое и легкое. Завтра утром я приду к тебе, чтобы отдать письма и взглянуть на тебя. Но одно письмо я оставляю при себе. Если кричат пароходы ночью и если ночью кричат журавли, это то, чего еще не было, и как больно я тебя люблю».
Их любовь действительно была больной. Письма Маруси, напоминающие белые стихи, порой полны настолько несправедливых упреков, что влюбленного Ильфа становится просто жалко.
Рассказывает Александра Ильф: «Мама часто упрекала его, то писала, что она любит его, то, что не любит. В общем, какие-то вещи, которых он совершенно не заслуживал. Отец работал в Москве, не имея ничего за душой, жил в полнейшей нищете. Самым лучшим подарком были брюки… Знаете, что любопытно? Отец никогда не ревновал маму. А она его очень даже. Однажды во время своей командировки в Париж папа что-то передал маме через какую-то женщину. Так маме показалось, что с этой женщиной у отца были какие-то отношения. Она написала ему такое гневное письмо в Париж…»
ЛЮБОВЬ
ИЗ ПИСЕМ Ильфа и Маруси Тарасенко нельзя составить картину их жизни - о вещах чисто бытовых влюбленные почти ничего не рассказывают друг другу. Зато в каждом послании - страстная мольба о любви. И столь же страстное признание в ней.
Маруся пока остается в Одессе, а Ильф штурмует Москву. Но делает это, разумеется, только для одного человека - для Маруси. «Что мне Москва? - пишет он. - Это ничего, это только, чтобы заслужить тебя. Только».
Читая эти письма, меньше всего думаешь о том, что перед тобой просто листки бумаги. Их переписка напоминает скорее живой разговор. Недаром Маруся, перед тем как взять в руки перо, наряжается и красит губы, а Ильф читает ее письма и пишет ответы, выбирая редкие моменты, когда вокруг никого не будет, словно его могут перебить.
«Милая моя девочка, разве Вы не знаете, что вся огромная Москва и вся ее тысяча площадей и башен - меньше Вас. Все это и все остальное - меньше Вас. Я выражаюсь неверно по отношению к Вам, как я ни выражаюсь, мне все кажется неверным. Лучшее - это приехать, прийти к Вам, ничего не говорить, а долго поцеловать в губы, Ваши милые, прохладные и теплые губы».
Когда Маруся долго не отвечает на его письма, Ильф, как, наверное, и все влюбленные, начинает сомневаться в том, любит ли она его. «Разве это было, чтобы я трогал Вашу большую милую голову? Зачем Вы мне не пишете? Только раз, Вы пишете, Вам захотелось меня увидеть? Почему же мне хотелось этого больше?.. Можно ли так любить вообще, как я это делаю? Зачем я это делаю, если в Одессе весна, а мне не пишут? Ответьте только по одной причине - если любите меня. Из-за других причин - не надо».
В награду за его волнения приходит удивительный ответ Маруси. «Видите, у него золотые серьги блестят на бронзовой шее и черная борода ужасна - это моя любовь к вам. Видите, я сижу на каменной глыбе, позади ржавая рыжая решетка - это буду любить вас, много. Слышите, как каркают вороны, - это я буду любить вас долго. Чувствуете, как тихо греет милое, теплое солнце, - это буду любить вас нежно. Мне хочется каменно и сурово говорить о моей любви. К вам… Мне хочется сделать вам больно, больно, и тогда я буду плакать кривыми серебряными слезами и любить еще больше».
Буквально через две недели эти нежные объяснения сменяются размолвкой. «Ваши письма мне стали неясны. Что случилось? Вы вообще искренни. Я это знаю. Зачем же Вы скрывали? Вы точно не знали, что с вами. Или Вы жалели меня. Я в сожалении не нуждаюсь. Соперничать ни с кем не хочу. Между нами было немного. Я не хочу, чтобы это немногое обязывало Вас к чему-нибудь… Я люблю Вас, Маруся… Моей любви хватит до этого времени. Вашей, кажется, не хватило и на месяц. Я не напишу здесь слов, которые могли бы пробудить в Вас нежность ко мне. Это литература, а не чувство, если писать в расчете на нежность». Это письмо Ильфа.
А вот ответ из Одессы: «Я никогда не стану обманывать. (подчеркнуто М. Тарасенко. - Авт.) Слышите, вы. Слышите, зачем мне? Ну, одно - зачем? Иля, Иля, Иля. Я же не могу так… Как я вас ненавижу. Зачем вы такой, зачем? И вот я говорю, что люблю вас и буду ждать много, очень. И вот слушайте - если в вас есть силы, если вы спокойны, вам не трудно. Если вы не хотите меня, то не надо. Я никогда ни о чем не прошу. И просить вашей любви не стану. А это для меня - все».
Ильф, наконец, спокоен и, кажется, счастлив. «Ваше письмо заставило меня расплакаться. Я слишком долго напрягался, я ждал его целую неделю. Я не сдержался, не мог этого сделать и плакал. Простите меня за это… Я знаю себя и знаю тебя. Мы оба не умеем любить, если это так больно выходит. Но мы научимся».
Письма из Москвы приходили на обычной почтовой бумаге, иногда с логотипом «Гудка», в котором работал Ильф. Из Одессы же летели длинные узкие полоски, исписанные то фиолетовыми, то красными чернилами. «Мой Иля. Мой маленький, с детским лицом. Бог. Мой добрый, хороший Бог… Вы ведь все равно всегда со мной. Утром я просыпаюсь и, еще не помня что, помню - Иля, Иля, Иля. Целый день маленький Бог и Иля. Мне очень, очень хорошо».
Иногда Маруся начинает стесняться своих писем, говорит, что они «похожи на собачий лай». Ильф ее успокаивает. «Я пишу быстро, без остановки и совершенно не обдумывая. Это всегда было во мне, о чем же мне еще думать?» - «Пиши только так, как тебе на самом деле хочется. И не бойся ни длины писем, ни слога. Это совершенно не нужно. Предоставь это прозаикам. Письма надо писать плохо. А ты это делаешь чудесно».
В своих письмах Ильф не только пишет о своей любви к «Марусе гражданке Тарасенко». «Целую очень, очень, пальцы, губы, сгиб на руке и худое милое колено в синем чулке с дырочками. И синее платье, на котором тоже дырочки. И помню белую рубашку, в которой ты была на вокзале. Моя маленькая, я очень тебя люблю».
Он пытается объяснить юной девушке (Тарасенко была моложе Ильфа на семь лет) устройство мира. Причем делает это в довольно необычной форме. «И вся жизнь для тебя - таинственное пастбище с рогатыми коровами, которые могут забодать рогами. А коровы очень мирные и вовсе не бодаются. По зеленой траве можно идти совершенно спокойно. Маруся, по зеленой траве можно ходить спокойно. Ты меня поняла? Не усложнять, ничего не надо усложнять. Если бы мы были вместе. Но это будет. Я знаю».
Впрочем, поучительные письма вновь сменяются пронзительными признаниями. «Мой мальчик, мой мальчик, что мне делать, если я так люблю Вас. У меня детские привычки, когда мне что-нибудь очень болит, у меня нет тогда другого слова, чем «мама». Я сказал «мама», так мне все болит. Так я Вас люблю… Я готов топать ногами. Но меня примут за бесноватого. Я люблю Вас, чего Вы от меня хотите? Почему? Я не знаю. Мне все равно. Я скажу это тысячу раз…»
СЕМЬЯ
НАКОНЕЦ случается то, о чем они так страстно мечатали, - Маруся приезжает в Москву. 21 апреля 1924 года Илья Ильф и Маруся Тарасенко официально стали мужем и женой. Впрочем, по воспоминаниям Александры Ильф, зарегистрировать свои отношения родители решили исключительно из-за того, что как супруга сотрудника железнодорожной газеты «Гудок» Маруся получала право на бесплатный проезд из Одессы в Москву и обратно.
Теперь письма молодых супругов полны не только лирики, но и быта. «Маля дорогая, я тут очень забочусь о хозяйстве, купил 2 простыни (полотняные), 4 полотенца вроде того, что я тебе оставил, и множество носовых платков и носков. Так что тебе не придется думать о носках и их искать, как ты всегда это делала. Хочу комнату не оклеивать, а покрасить клеевой краской. Напиши, согласна ли ты?… Деньги я тебе пошлю завтра телеграфом. Напиши, где ты обедаешь и что делаешь. Я уже раз просил, но ответа не последовало на эти законные вопросы. Носки я иногда ношу даже розового цвета. Необыкновенно элегантно и вызывает восторженные крики прохожих… Милая моя доча, мы будем очень хорошо жить. Купим тебе шляпу и заживем очень элегантно».
Ответ Маруси: «Долго объяснять не стану, а дело вот в чем: во-первых, у нас нет одеяла, вернее, есть даже два, но они оба годятся к дьяволу, а поэтому, желая одно из них привести в порядок, требую не меньше 15 рублей. Затем (все это, конечно, только в том случае, если у Вас будут деньги, в чем сильно сомневаюсь) необходимо привести в некоторый порядок мой скудный гардероб… Все Вам теперь известно, предоставляю Вам слово, которому безусловно повинуюсь как слову супруга и повелителя».
Жила молодая семья совсем не богато. «Мама рассказывала, - вспоминает Александра Ильф.- что они с Ольгой Густавовной (женой Юрия Олеши. - Авт.) обычно замазывали тушью кожу под дырками на чулках (тогда носили черные), но, когда чулки перекручивались, предательски обнажалась белая кожа. Другой рассказ: у Ильфа и Олеши на двоих была одна пара приличных брюк. Несмотря на разные фигуры (длинный, тонкий Ильф и невысокий, коренастый Олеша), они как-то умудрялись надевать их. Однажды молодые жены решили навести в квартире порядок и даже натереть пол. Выяснилось, что нет суконки. Мама сказала: «Оля, там за дверью висят какие-то тряпки, возьмем их!» И пол был натерт. Стоит ли говорить, что он был натерт теми самыми брюками».
После того как Ильфы зажили семейной жизнью, интенсивность переписки пошла на спад. Однако по-прежнему страстно обожающий Марусю Ильф придумал новый способ выразить свою любовь. Он приобрел фотоаппарат и принялся делать бесконечные фотографии молодой жены. Из нее, кстати сказать, получилась первоклассная модель….
Достаток наступил после того, как Илья Ильф вместе с Евгением Петровым написали первую совместную книгу - знаменитые «Двенадцать стульев». Ильфа как корреспондента главной газеты страны «Правды» стали посылать за рубеж, выделили отдельную квартиру в писательском доме в Лаврушинском переулке. Но Илья Арнольдович уже был серьезно болен. И в 1937 году его не стало.
Мария Николаевна пережила мужа на много лет - она умерла в 1981 году. Все эти годы она хранила перевязанную тесемкой пачку писем, которыми она и ее Иля обменивались в двадцатые годы. Когда после смерти матери Александра Ильинична нашла эти письма, она обнаружила, что к некоторым письмам отца мать приписала по нескольку строчек.
«Мне очень скучно без него, скучно давно, с тех пор, как его нет. Это последнее из слов о том, что я чувствую от его утраты. Много, много слов о нем в душе моей, и вот сейчас, когда прошло много лет и я читаю его письма, я плачу, что же я не убила себя, потеряв его - свою душу, потому что он был душой моей….
Вот снова прошло много времени, и я читаю. Часто нельзя - разорвется сердце. Я старая, и вновь я та, что была, и мы любим друг друга, и я плачу».
ИЛЬФ Илья (настоящие имя и фамилия - Илья Арнольдович Файнзильберг) (4.10.1897, Одесса - 13.4.1937, Москва), писатель. Сын банковского служащего. Образование получил в Одесском техническом училище. Работал на авиационном заводе, сотрудничал в юмористическом журнале. В 1923 переехал в Москву, журналист. Соавтор Е. Петрова. Умер от туберкулеза.
ИЛЬФ Илья (настоящее имя - Илья Арнольдович Файзильберг) (1897 - 1937);
ПЕТРОВ Евгений (настоящее имя - Евгений Петрович Катаев) (1903 - 1942) - писатели-сатирики, авторы романов, рассказов, фельетонов и очерков, написанных совместно.
Ильф родился 3 октября (15 н.с.) в Одессе в семье банковского служащего. В 1913, окончив техническую школу, начал трудовую деятельность, часто меняя место работы: чертежное бюро, телефонная станция, авиационный завод. Работал статистиком, редактором юмористического журнала "Синдетикон", в котором публиковал свои стихи под женским псевдонимом, бухгалтером. В 1923 становится профессиональным литератором. Переехав в Москву, постоянно работал в газете "Гудок", но печатает свои очерки и фельетоны в разных изданиях. Уже в обработке рабкоровских писем сказывалась склонность Ильфа к сатире. Результатом командировки в Среднюю Азию явилась серия очерков "Москва - Азия" (1925).Я Петров родился 30 ноября (13 декабря н.с.) в Одессе в семье учителя истории. Окончив в 1920 классическую гимназию, стал работать корреспондентом Украинского телеграфного агентства, затем инспектором уголовного розыска. В 1923 переехал в Москву, где продолжил образование и занялся журналистикой. Работал в газетах и юмористических журналах, выпустил несколько книжек юмористических рассказов. Фельетоны Петрова печатались и в "Гудке".
В 1925 происходит знакомство будущих соавторов, но только через год начинается их совместная деятельность, так как Петров должен был отслужить в армии. Первой значительной совместной работой Ильфа и Петрова был роман "Двенадцать стульев", публиковавшийся в 1928 в журнале "30 дней", который сразу завоевал признание читателя, но критикой был встречен холодно. Книгу молодых писателей поддержал В.Маяковский.
В 1920-е появляется ряд фельетонов и повестей, написанных совместно, в "Правде" и "Литературной газете".
В 1931 публикуется второй роман Ильфа и Петрова - "Золотой теленок", тепло встреченный критикой, получивший восторженные отзывы М.Горького, А.Зощенко, А.Барбюса.
В 1935 писатели совершили путешествие в США, позже написав книгу "Одноэтажная Америка" (1936). Болезнь Ильфа (туберкулез лёгких), обострившаяся во время путешествия, окончилась его смертью, последовавшей 13 апреля 1937.
После смерти Ильфа Петров написал несколько киносценариев: "Воздушный извозчик" (1943), "Антон Иванович сердится" (1940), совместно с Г.Мунблитом - "Музыкальная история".
С началом Отечественной войны Петров становится военным корреспондентом "Правды" и "Информбюро", бывает на многих участках фронта. Результатом этих впечатлений стала книга "Фронтовой дневник". 2 июля 1942 Е.Петров, возвращавшийся самолетом в Москву из осажденного Севастополя, погиб.
Использованы материалы кн.: Русские писатели и поэты. Краткий биографический словарь. Москва, 2000.
Петров Евгений (настоящие имя и фамилия - Евгений Петрович Катаев) (17.11.1903, Одесса - 2.7.1942), писатель. Брат В.П. Катаева . Работал репортером в Украинском телеграфном агентстве, затем следователем в угрозыске. Сотрудничал в юмористических журналах. В 1923 переехал в Москву, где познакомился с И. Ильфом. Вместе с ним написал пользовавшиеся огромной популярностью романы "Двенадцать стульев" (1928) и "Золотой теленок" (1931), в которых они издевались, как принято считать, над советской действительностью. В то же время эти романы импонировали большинству населения не этим, а изощренным издевательством над работниками умственного труда, священнослужителями, дворянами и т.д. После смерти Ильфа (1937) поступил на службу в газету "Правда" и уже не написал ни одного сколько-нибудь хорошего произведения. В 1940 вступил в ВКП(б). Во время Великой Отечественной войны корреспондент газет "Правда", "Красная Звезда", Совинформбюро. В мае 1942 на эсминце "Ташкент" прибыл в осажденный Севастополь. Самолет, на котором Петров возвращался из Севастополя в Москву, потерпел аварию, и весь экипаж погиб.
Использованы материалы из кн.: Залесский К.А. Империя Сталина. Биографический энциклопедический словарь. Москва, Вече, 2000
